Историко-культурологический онлайн журнал "PROMETHEUS" №20 (Париж, Франция). Оглавление. От редакции. Вступительное слово.
Организация народно-освободительной борьбы на Кавказе со стороны местных мусульман и османской империи (движение шейха Мансура) Алиева С.И. (Баку, Азербайджан). К истории социалист-федералистской революционной партии Грузии. От подавления революции 1905 г. до начала Первой мировой войны (1906-1914). Георгий Мамулиа (Париж, Франция). Первая мировая война в судьбах России и Кавказской туземной конной дивизии. Саид-Хасан Мусхаджиев (Майкоп, Адыгея). Из истории боевого содружества народов Кавказа в годы Первой мировой войны: Азербайджанцы в Кавказской конной дивизии. Аскер Панеш (Майкоп, Адыгея) Первая мировая война в воспоминаниях кавказских мухаджиров (по материалам книги Хамзы Османа Эркана «Горстка храбрецов»). Ахмед Муртазалиев (Махачкала, Дагестан). Отношение мусульман астраханской губернии к первой мировой войне. Имашева Марина (Россия). Крестьянские волнения в Дагестане в период Перовой мировой войны. Рабадан Султанбеков (Махачкала, Дагестан). Антироссийская политика иностранных государств на Кавказе накануне и в годы Первой мировой войны. Мансуров Шамсудин, Магарамов Шарафетдин (Махачкала, Дагестан). Немцы Дагестана в годы Первой мировой войны. Асваров Нариман (Махачкала, Дагестан) Sufism in Chechnya : its influence on contemporary society. Mairbek Vachagaev (Paris,France). В памяти известного ученого А. Шавхелишвили. Бела Шавхелишвили (Тбилиси,Грузия). Из хроники горской эмиграции. Почему мы отстаем? Камбулат Есиев. Журнал «Мусульманин», Париж, 1910 год, №20 Из хроники горской эмиграции. Астрахань (о мусульманском образовании в городе). Тимучин. журнал Мусульманин. №20, 1910 . Париж. Из хроники горской эмиграции. О невежестве. Мвх. журнал Мусульманин. №20, 1910 . Париж. Редколлегия «PROMETHEUS».
От редакции.
Уважаемые друзья и наши постоянные читатели! В этом юбилейном 20-м номере журнала мы подготовили для вас статьи, посвященные истории кавказского региона: о славных страницах из жизни шейха Мансура вы узнаете из очерка Севиндж Алиевой; об истории социалистфедералистской революционной партии Грузии вас знакомит известный французский историк грузинского происхождения Георгий Мамулиа; представляем подборку статей о Первой мировой войне, подготовленную с конференции в Баку в 2014 году, которая была приурочена к юбилейной дате; Бела Шавхелишвили любезно предоставила нам свои воспоминания, посвященную памяти ее отца известного кавказоведа Абрама Шавхелишвили. По сложившейся традиции мы публикуем три статьи из истории горской эмиграции в Европе начала ХХ века. На этот раз вашему вниманию предлагаются статьи из журнала «Мусульманин», который издавался в Париже с 1909 по 1912 гг. Мы надеемся, что данный выпуск, как и предыдущие, не оставит вас равнодушными и каждый из вас почерпнет из наших публикаций что-то новое, интересное и познавательное. С уважением, редакция.
Организация народно-освободительной борьбы на Кавказе со стороны местных мусульман и османской империи (движение шейха Мансура).
Алиева С.И. (Институт Истории Национальной Истории Академии наук Азербайджана, кандидат исторических наук) Начиная с Петра I начинается российская экспансия на Кавказ. Стремление к южным морям, проливам, захват в свои руки торговых магистралей столкнуло ее с интересами Османской империи и Ирана на Кавказе и в Средней Азии. Неудачи на европейском направлении толкнули российские власти последовательно осуществлять «свой поход на юг». Русско-турецкие войны, завоевание и ликвидация Крымского ханства, приближение к непосредственным границам Османской империи обратило внимание османов на Кавказ. Вместе с тем, появление российских войск на Кавказе вызвало народно-освободительное движение местных мусульманских народов. Можно сказать целое столетие, а то и больше народы Кавказа оказывали сопротивление царским войскам и не покорялись новым властям, они заключали военные союзы, искали или отказывались от помощи из вне. И на этой волне народно-освободительной борьбы возникали идеи объединения Кавказа
и поиски форм политическо-государственного существования. В последней четверти XVIII веке возникла идея объединения Кавказа и создания независимого государства. Проводником этой идеи стал Шейх Мансур, которого некоторые историки по праву называют первым имамом. В начале 1787 года Османская империя при поддержке Англии и Пруссии пошла на конфронтацию с Российской империей. Дипломатические переговоры по поводу Кючук-Кайнарджийского договора 1774 года и акта 1783 года зашли в тупик и завершились передачей реис-эфендием ультиматума с требованием возвратить Османской империи отошедших от нее по Кючук-Кайнарджийскому договору территорий, в частности, Крым. Но со строительством Кубанской линии российское командование получило существенные преимущества в борьбе с османами и не примирившимися местными народами: черкесами и ногайцами. Екатерина II в манифесте от 9 сентября 1787 года объявила о разрыве дипломатических отношений с Османской империей. Именно в период очередной османо-российской войны (1787 - 1791) на Кубани появился шейх Мансур. Его деятельность началась на Северо-Восточном Кавказе еще в 1785 году. В российских документах того времени отмечалось, что «Шейх Мансур, подкрепляемый усилиями Порты Оттоманской, он много способствовал тому, чтобы распространить между чеченцами и черкесами учение суннитов, с тех пор исламизм на Северном Кавказе остался господствовавшей верою» [10, л.50]. В российской историографии отмечается, что именно султан присвоил шейху Мансуру звание имама [27, c.127]. По результатам исследования Н.Г. Киреева «Рядом с Мансуром в качестве добровольцев находились анатолийские турки. Мансур был первым имамом, сражавшимся за политически независимое государство в регионе. Когда началась русско-турецкая война 1787 г., Порта призвала имама Мансура и других ханов начать войну против русских. Тем более что в небольших масштабах кавказцы вооруженную борьбу против русских уже вели» [19, c.19]. На Северо-Западном Кавказе Шейх Мансур заключалась в объединении адыгов, абазин, ногайцев и черкесов под знаменем ислама в борьбе с российским присутствием на Северном Кавказе. Движение шейха Мансура на Кавказе хронологически занимает период с 1785 по 1791 год. К первой половине 1785 года относится раннее появление кубанских ногайцев, откликнувшихся на послания шейха Мансура, в лагерь Алды, а во второй половине того же года - прямое их участие наряду с терскими ногайцами - в военных действиях (Кизляр) [7, c.53-55; 30, c.46-47]. Российские власти в целях ограничения поступления информации о деятельности шейха Мансура отслеживали сообщения о его последователях и их контактах с населением, в т.ч. и на Северо-Западном Кавказе, и на Тамани, в частности. В
письме от 21 ноября 1785 года, посланном при Карасу-Базаре от правителя Таврической Области В.В.Каховского правителю канцелярии В.С. Попову для доклада князю Г.А.Потемкину-Таврическому, сообщалось, что «...о святости и силе Мансура начинают и здесь распространяться. Я предпринял нужные меры к исследованию, откуда оные происходят. Надеюсь в том успехе и по основательном открытии дела, не примену донесть». В другом письме от 1 февраля 1786 года из Симферополя для доклада Г.А. Потемкину В.В. Каховский докладывал: «...о Мансуре у нас говорить перестали вовсе...». В другом письме В.В. Каховского от 7 февраля сообщалось о том, что были произведены «аресты и ссылки эфендиев и пр., у кого замечены письма, бумаги имама Мансура». В письме от 15 февраля 1787 года, отправленном при Карасу-Базаре правителю В.С. Попову В.В. Каховский доносил о том, что стало известно о деятельности мулл и кадиев, популяризующих идеи шейха Мансура [21, c. 248 - 261, 280 – 291]. Во время российско-османской войны 1787-1791 годов шейх Мансур открыто сотрудничал с Османской империей. В воззваниях шейха Мансура к чеченцам, кабардинцам, ингушам и дагестанским народностям содержались призывы всем правоверным мусульманам выступить совместно на стороне Османской империи против России и Грузии. В фирмане султана Селима III от 1789 также отмечалось: «По случаю настоящей у меня с Россиею войны предписываю сим всем мухаметанского вероисповедания народам стараться денно и нощно вооружаться и ополчаться против россиян, будет же поступать кто вопреки сего, то да будет яко беззаконный и жена от него свободна» [13, c.163]. В другом фирмане султана за тот же год население Кабарды, Чечни, Дагестана и Азербайджана оповещалось о том, что на Кавказ прибудет 60-тысячное османское войско, активным участникам освободительной борьбы обещалось вознаграждение. В специальном обращении султана к мусульманам Кавказа предписывалось поддерживать движение Шейха Мансура [13, c.163]. Между тем, центр боевых действий перемещался. В начале сентября 1787 года шейх Мансур перенес свою деятельность на территорию Кубани, рассчитывая на покровительство турецких пашей и местных народов. Биганзаде Али Паша бывший комендант гарнизона в Суджук-Кале доносил Великому Визирю от 28 ноября 1785 года, что кубанские ногайцы поддерживали Шейха Мансура. А изучивший турецкие архивы А.Беннигсен, отмечал активные действия кубанских ногайцев на стороне Шейха Мансура осенью 1787 года, когда развернулась вторая российско-османская война. Это подтверждается и рапортом Сулейман Паши Чылдырcкого от 24 октября 1787 года: «Стало известно, что в сопровождении нескольких человек шейх Мансур отправился с ногаями на Кубань… небольшое число людей стало его адептами…». Закубанцы были вовлечены в общий поток восстаний, пришедших на период российско-османской войны. Накануне этой войны весной 1786 года они совершили успешный бросок на Моздокскую линию, прорвавшись до самого Александровского города. Они атаковали также Донскую крепость и Болдыревский редут на р.Ее.
Примкнувшие к нему представители кубанских народов разместились со своим предводителем в верховьях Большого и Малого Зеленчука, а так же на р. Урупе. Спенсер, бывший на Северо-Западном Кавказе в 30-е годы ХIХ века, писал об участии кубанских ногайцев в деятельности Шейха Мансура: «ему пришлось основать борьбу... то во главе ногайцев и кара-татаров на берегах Кубани и Азовского моря, то в Крыму и снова в Турции и на Кавказе» [26, c.126-128]. 20 сентября 1787 года российские войска тремя колоннами перешли реку Кубань и двинулись навстречу сторонникам Шейха Мансура. Между тем, часть закубанцев скрылась вместе с Шейхом Мансуром за рекою Лабой. А в начале 1788 года суджукский паша приступил к приведению к присяге в османское подданство кубанцев, в т.ч. едишкульских ногайцев и новрузовцев [18, c.370]. Шейх Мансур со своими сторонниками закрепился в крепости Суджук-Кале. Но успешные военные предприятия российских войск не позволяли туркам и их союзникам переломить ход войны. В конце мая 1789 года османские войска высадились в Анапе и Суджук-Кале. С 22 по 30 сентября на Кубани высадился десант Батал-паши. Османские войска переправились на правый берег Кубани по двум бродам. Один проходил против устья р. Джеганаса, другой - ниже на пять верст недалеко от покинутого ногайского аула Мусы Таганова. Османы планировали изгнать российские войска с Кавказа, восстановить прежнюю государственность Крымского ханства, Черкессии и освободить Южный Кавказ. Началось движение в сторону Гум-Кале (Георгиевск) – место дислокации Главного Штаба русских войск. Но генерал Орбелиани остановил кавказскую армию, идущую к Кизляру, а генерал Герман нанес поражение османской армии под командованием Батал-Паши. Наконец, в конце мая 1791 года генерал-аншеф И.В.Гудович - новый командир Кавказской Линии - осадил крепость Анапу, в которой находился гарнизон, образованный из 15 тысяч турок, черкесов и ногайцев, жители и сам Шейх Мансур. Османо-российская война 1787 - 1791 годов завершилась победой над армией Баталпаши, захватом турецких крепостей Тульчин, Исакча, Браилов, Измаил, Анапа российскими войсками. В начале 1787 года Османская империя при поддержке Англии и Пруссии пошла на конфронтацию с Российской империей. Дипломатические переговоры по поводу Кючук-Кайнарджийского договора 1774 года и акта 1783 года (присоединение Крымского ханства к Российской империи) зашли в тупик и завершились передачей реис-эфендием ультиматума с требованием возвратить Османской империи Крым. В ответ на это Екатерина II в манифесте от 9 сентября 1787 года объявила о разрыве дипломатических отношений с Османской империей, закончившийся очередной российско-турецкой войной (1787 - 1791). Итак, движение Шейха Мансура на Северо-Западном Кавказе объединяло адыгов, абазин, ногайцев и черкесов в борьбе с российским присутствием в регионе. Осознавая, какую угрозу это представляет, российские власти в целях ограничения
поступления информации о деятельности шейха Мансура отслеживали сообщения о его последователях и их контактах с местным населением [2, c.119]. В письме от 21 ноября 1785 года, посланном правителем Таврической Области В.В. Каховским начальнику канцелярии В.С. Попову для доклада князю Г.А. ПотемкинуТаврическому, сообщалось, что «...о святости и силе Мансура начинают и здесь распространяться. Я предпринял нужные меры к исследованию, откуда оные происходят. Надеюсь в том успехе и по основательном открытии дела, не примену донесть». В другом письме В.В. Каховского от 7 февраля сообщалось о том, что были произведены «аресты и ссылки эфендиев и пр., у кого замечены письма, бумаги имама Мансура» [7, c.53-55; 30, c.46-47]. В другом письме речь уже идет о деятельности мулл и кадиев, популяризующих идеи шейха Мансура. Итак, несмотря на несопоставимость сил, в 1770 – 1791 годы на Северном Кавказе развернулось массовое вооруженное выступление против российского присутствия на Кавказе, с 1785 года возглавляемое шейхом Мансуром [9, c.15; 21, с. 248 - 261, 280 – 291]. Шейх Мансур являлся последователем Накшбанди. По одним данным, движение было встречено неоднозначно многими правителями Северного Кавказа, отказавшимися в нем участвовать, в частности аварскими Магомед Нуцал ханом, Умма ханом, шамхалом Тарковским, Казикумухским и Кюринским владетелями. Они запретили своим людям поддерживать сношения с Чечней, находившейся под влиянием шейха Мансура. Шейх Мансур наладил переписку с аварским Умма ханом (Омар хан), кубанскими, чеченскими, кабардинскими владельцами, с кумыками, ногайцами, а также с крымскими татарами и османскими пашами, размещавшихся со своим гарнизоном в крепостях на побережье Черного моря. В письме к Анапскому паше и другим шейх Мансур докладывал о готовности дагестанцев выступить против российских войск [7, с. 41, 50-56, 65, 78; 9, c.16, 20; 28, с.3-15]. Паша крепости Суджук прислал ему подарки, а Ахалцыхский паша, по распоряжению османского султана, обещал ему помощь, несмотря на то, что ему запрещалось поощрять выступления кубанцев и выступать против пророссийски настроенного Ираклия (Эрекли-хан) [24, c. 321, 382-384, 396]. После поражения при Кизляре, где совместно действовали чеченцы и кабардинцы, Шейх Мансур укрылся у кумыков, присоединив тем самым их к своему движению. Известно также, что у Шейха Мансура были сторонники в черкесских, адыгских, чеченских, ногайских, аварских, табасаранских аулах, а также на территории Северного Азербайджана. Шейха Мансура поддержали влиятельные владетели: кабардинский князь А.Дол, осетинский алдар А.Дударов, кумыкский владетель Али Султан, Шамхал Тарковский, аварский и казикумыкский ханы и многие чеченские феодалы. Напомним, что в то время не утихало восстание в Кабарде, кабардинцы вновь звали Шейха Мансура возглавить движение, некоторые кабардинские владельцы даже направились ему навстречу. Но российским войскам удалось пресечь попытки соединения ополчения Шейха Мансура с кабардинцами. Состоялось два сражения: 30 октября 1785 года у Моздока и 2 ноября того же года у Татартуба – в кабардинских местах, на помощь кабардинцам подошли также кумыки, но
преобладающие силы российских войск вынудили Шейха Мансура уйти в горные места. В конце 1785 года шейх Мансур находился среди кумыков и, пользуясь поддержкой Эндиреевского владельца князя Чепалова, старался привлечь на свою сторону ногайцев. До 1791 года он действовал на Северо-Западном Кавказе [1, с.8-9; 16, с.163-169, 177; 22, с.140-150; 23, с.75; 25, с.139-140]. Одновременно с деятельностью Шейха Мансура в Закубанье, по указанию Ахалцыхского паши, дагестанцы во главе с Умма ханом аварским, Ади-султаном Дженгутаевским, кадием Акушинским и ближайшими соратниками Шейха Мансура нападали на Грузию, которая с 1785 года признавала покровительство над собой Российской империи. Шейх Мансур действовал в Закубанье, в вершине рек Урупа и Зеленчука при поддержке закубанских племен, черкесов, абазин и ногайцев, а также турецких пашей, занимавших приморские крепости. По данным П.Г.Буткова, его ополчение состояло из 12 тысяч человек. Спенсер, бывший на Северо-Западном Кавказе в 30-е годы ХIХ века, писал о деятельности Шейха Мансура: «ему пришлось основать борьбу... то во главе ногайцев и кара-татаров на берегах Кубани и Азовского моря, то в Крыму и снова в Турции и на Кавказе» [26, c.126-128]. 20 сентября 1787 года российские войска тремя колоннами перешли реку Кубань и двинулись навстречу сторонникам Шейха Мансура. По всей линии Кубани производилась поимка и истребление приверженцев Шейха Мансура. 22 сентября к Шейху Мансуру присоединились кыпчакские ногайцы. В тот же день это повлекло за собой выступление карательной экспедиции Елагина на ногайские аулы [16, c.161-163]. Вторая крупномасштабная акция против представителей народов, поддержавших Шейха Мансура состоялась в октябре 1787 года. Движение за освобождение Кавказа от русских войск уменьшило свой размах. Шейх Мансур со своими сторонниками закрепился в крепости Суджук-Кале. Но успешные военные предприятия российских войск не позволяли туркам и их союзникам переломить ход войны. В конце мая 1789 года османские войска высадились в Анапе и Суджук-Кале. С 22 по 30 сентября на Кубани высадился десант Батал-паши. В конце мая 1791 года генерал-аншеф И.В. Гудович - новый командир Кавказской Линии - осадил крепость Анапу, в которой находился гарнизон, образованный из 15 тысяч турок и ногайцев, жители и сам Шейх Мансур [4, c.4-5; 8, c.5-7; 14, c.18; 15, c.22-25]. Со взятием Анапы завершилась вторая российско-османская война (17871791), завершившаяся победой русских над армией Батал-паши, захватом турецких крепостей Тульчин, Исакча, Браилов, Измаил, Анапа российскими войсками. Османы не оставляли попыток снарядить очередной поход в Кабарду и укрепить места черкесов, с целью удержаться в регионе и дать отпор российским войскам [17, c.27-31]. Однако, поражение Батал-паши на р.Тохтамыш, захват российскими частями Анапы и успехи на дунайском театре военных действий повлияли на условия Ясского мира от 29 декабря 1791 года: Анапа и Суджук-Кале были
возвращены Османской империи, но подтверждалось право Российской империи на Правобережье Кубани. С пленением Шейха Мансура закончилось движение, которое он возглавлял и под эгидой которого объединялись разные представители народов Северного Кавказа. Шейх Мансур стремился объединить все народы Кавказа в единое государство на принципах чистого Ислама. У него было много сторонников [9, c.24-25; 29, c.16; 20, c. 33-34]. Кумыкский Али-Султан Камбулатов в своем письме сообщал о том, что к шейху Мансуру примкнули также азербайджанцы: шекинцы, ширванцы, губинцы, дербентцы, др. Движение Шейха Мансура на Северном Кавказе совпало не только с наступлением войск шаха, но и с действиями османского Сулейман-паши со стороны Чылдыра, кабардинских, дагестанских и азербайджанских отрядов в направлении современной Грузии, и в направлении Кизляра. По мнению А.Беннигсена, к концу XVIII века созрели все условия для оказания серьезного отпора продвижению российских войск на Кавказе. Народам Северного Кавказа была необходима поддержка и ее могли оказать только мусульманские страны – Османская империя и Иран [6, c.287; 3, c.8-9; 7, c.46-47; 11, c.84-85; 12, c.72-73, 77]. Как уже отмечалось выше, азербайджанцы: шекинцы, ширванцы, губинцы и дербентцы участвовали в движении Шейха Мансура. Поражение на первом этапе освободительной борьбы привело к усилению российской экспансии на Кавказе. Османская империя рассматривала присутствие и деятельность русских войск на Кавказе как вторжение на собственную территорию. Кроме того, султан как халиф распространял свою власть на мусульман Кавказа, как Южной, так и Северной его части. В османских верхах вынашивались планы политического объединения мусульманского Кавказа. Тактика османов в проекте объединения мусульманского Кавказа носила самый разнообразный характер: от распространения прокламаций, призывов, деятельности эмиссаров, до военного присутствия в регионе. Но в итоге, планы объединения мусульманского Кавказа, где Северный Кавказ был полностью мусульманским, а Южный – в большей степени, не реализовались. Российская империя превратила Кавказ в арену боевых действий, планомерно занимая своими войсками территорию этого региона, всячески привлекая на свою сторону местных феодалов и расправляясь с неугодными. Список литературы: 1. Авторханов А. Краткий историко-культурный очерк о Чечне. Ростов-на-Дону, 1931. 2. Алиева С.И. Азербайджан и народы Северного Кавказа (XVIII- начало XXI вв.). Баку: Шарг-Гарб, 2010. 3. Ахмадов Ш.Б. Народное движение в Чечне в конце XVIII в. (автореф. На соиск. степени к.и.н.). М., 1974. 4. Ахмадов Ш.Б., Акаев В.Х. Освободительное движение горцев Чечни и Северного Кавказа под предводительством Мансура в 1875 – 1791 годах// Шейх Мансур и освободительная борьба народов Северного Кавказа в последней трети XVIII века. Грозный, 1992.
5. Ахмадов Я.З., Мужухоев М.Б. Объединительные тенденции в освободительных движениях народов Северного Кавказа (XVIII – XIX вв.)// Народно-освободительное движение горцев Дагестана и Чечни в 20 – 50-х годах XIX в. Махачкала, 1989. 6. АхмадовШ.Б. Имам Мансур. Грозный, 1991. 7. Беннигсен А. Народное движение на Кавказе в XVIII в. (Священная война шейха Мансура (1785 – 1791 гг.). Малоизвестный период и соперничество в русско-турецких отношениях). Махачкала, 1994. 8. Бентковский И. Заселение Черномории с 1792 по 1825 год// Памятная книжка Кубанской Области, 1881. 9. Бутков П.Г. Из «Известия о бывшем в Кавказских горах лжепророке Мансуре»//Россия и Кавказ сквозь два столетия. СПб.: журнал «Звезда», 2001. 10. ГАРФ. Ф. 728. Оп.1. Д. 1579 (1). Л.50. 11. Грамоты и другие исторические документы XVIII столетия, относящиеся до Грузии. Т. II, вып. II. С 1769 по 1801 год/ Под ред. А.А.Цагарели. СПб.: Типография В.Ф.Киршбаума, д. М-ва Финансов, на Дворцовой площади, 1902. 12. Джахиев Г.А. Россия и Дагестан в начале XIX века. Махачкала, 1985. 13. Джахиева Э.Г. Ислам и антиколониальная борьба горцев Северо-Восточного Кавказа на рубеже XVIII – XIX веков// Ислам в духовном пространстве Северного Кавказа: история, философия, социология. Карачаевск, 2011. 14. Записки Кавказского Отдела русского географического общества. Кн. 2. Тифлис, 1853. 15. Иванин И. Кавказская война и ее герои. Очерки покорения Кавказа. М., 1915. 16. Зиссерман А.Л. История 88-го пехотного Кабардинского генерал-фельдмаршала князя Барятинского полка (1726-1880). Т. 1. СПб., 1881. 17. История адыгов в документах Османского государственного архива. Вып.1. Нальчик: ГП КБР «Республиканский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.», 2009. 18. Кабардино-русские отношения в XVI – XVIII вв. В 2-х томах. Т. 1. Москва, 1957. 19. Киреев Н.Г. История Турции XX век/ Н.Г. Киреев. Москва: ИВ РАН: Крафт+, 2007. 20. Ковалевский П.И. Кавказ. Т. 2. История завоевания Кавказа. СПб., 1915. 21. Письма правителя Таврической Области Василия Васильевича Каховского правителю канцелярии В.С. Попову, для доклада его светлости князю Григорию Александровичу Потемкину – Таврическому// ЗИООИД. Т. 10. Одесса, 1877. 22. Потто В.А. Кавказская война. Т. 1. Ставрополь, 1994. 23. Рейнеггс Я. Всеобщее историческое и топографическое описание Кавказа// Аталиков В.М. Наша старина. Нальчик: Эльбрус, 1996. 24. Сегюр Л.-Ф. Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II// Россия XVIII в. глазами иностранцев/ Подготовка текстов, вступит. Статья и комментарии Ю.А.Лимонова. Л.: Лениздат, 1989. 25. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. М., 1958. 26. Спенсер Э. Путешествие в Черкесию. Майкоп, 1994. 27. Трехбратов Б.А. История Кубани с древнейших времен до начала ХХ века. Краснодар: Кубанское книжное издательство, 2005. 28. Феофилактова Т.М. Взаимоотношения России с народами Северо-Западного Кавказа в период русско-турецкой войны 1787 – 1791 гг.// Некоторые вопросы общественно-политических отношений на Северо-Западном Кавказе в конце XVIII – первой половине XIX в. Майкоп, 1985. 29. Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны. Майкоп, 1993. 30. Ялбулганов А.А. К вопросу об участии ногайцев в антиколониальном движении народов Северного Кавказа под руководством шейха Мансура// Шейх Мансур и освободительная борьба народов Северного Кавказа в последней трети XVIII века: Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. Грозный, 1992.
К истории социалист-федералистской революционной партии Грузии
От подавления революции 1905 г. до начала Первой мировой войны (1906-1914).(1) Георгий Мамулиа Париж, Франция С 1906 г., воспользовавшись завершением русско-японской войны, а также разгромом революционного восстания в Москве и Петербурге, царское правительство приступило к подавлению сопротивления и на периферии империи. В декабре 1905 г., в ответ на забастовку, объявленную рабочими Тифлиса в знак солидарности с революционными выступлениями их московских и петербургских коллег, И. Воронцов-Дашков, царский наместник на Кавказе, ввел в Тифлисе военное положение, дав тем самым сигнал к наступлению на местных революционеров. К 5 январю 1906 г., после тяжелых потерь, казакам удалось занять рабочие районы Тифлиса. По приказу наместника, регулярные войска подвергали восставшие районы артиллерийскому обстрелу до тех пор, пока контроль над городом не был восстановлен(2). Повстанцы продолжали оказывать сопротивление, прибегая, в том числе, и к террору против наиболее «отличившихся» карателей. Именно в эти дни, грузинским социал-демократом А. Джорджиашвили был убит начальник штаба Кавказской армии генерал Ф. Грязнов(3). Тем не менее, силы были слишком неравны. Подавив сопротивление вокруг и в самом Тифлисе, русские войска, под командованием хорошо известного своими жестокостями генерала М. Алиханова-Аварского, были брошены на подавление восстания в Западной Грузии, которое, по словам самих русских властей, «приняло форму не столько анархии, сколько независимого государства, состоявшего из самоуправляющихся коммун, признающих лишь власть революционных комитетов»(4). Оправившись от нервного потрясения, вызванного событиями на Кавказе, Воронцов-Дашков назначил Алиханова временным губернатором Кутаисской губернии, с фактически неограниченными полномочиями. Восставшие пытались задержать движение войск, заблокировав туннель, связывающий Восточную Грузию с западной частью страны, а также оказывая во многих местах вооруженное сопротивление. Казаки ответили жесточайшими репрессиями, при малейшем сопротивлении уничтожая население, и сжигая на своем пути целые населенные пункты. Войдя в Кутаиси с помощью применения легкой артиллерии, казаки подвергли город массовому разграблению, о чем сообщалось даже в рапортах полицейских властей города(5). По свидетельству очевидцев, казармы города были превращены в настоящий рынок. «Офицеры и солдаты отправляли по почте членам своих семей украденные и разграбленные вещи»(6). Американский журналист Келлог Дарланд, посетивший Кутаиси в начале 1906 г., после оккупации города войсками Алиханова, удостоился чести лично беседовать с
генералом. На вопрос американца о том, чем оправданы столь варварские меры, примененные им против местного населения, Алиханов ответил: « – Народ, живущий в этой провинции плохой, очень плохой. Единственный путь подавить их, это тот, который применяют мои солдаты». « – Здесь живет много людей, принадлежащих к разным племенам и расам. Неужели среди них нет никого, кто бы был хорошим?» – возразил журналист. « – Нет, все они плохие. Грузины хуже всех, но все они против правительства и должны быть уничтожены». Затем, выпучив глаза, Алиханов добавил на превосходном французском языке: « – Эти люди террористы, они социалисты и революционеры. Когда я слышу, что человек социалист или революционер, я приказываю моим солдатам сжечь его дом. Это единственный способ»(7). После подавления восстания, около 13 000 человек, в основном из тифлисской и кутаисской губернии, были выселены из Закавказья. Многие были сосланы в Сибирь. Под суд было отдано около 8 334 человек(8). Тень «Сириуса» над Кавказом Будучи в курсе трагических событий разыгравшихся на Кавказе, находящийся в Париже Георгий Деканозишвили и его соратники также не сидели сложа руки. Понимая, что по причине неравного соотношения сил, повстанцам не удастся оказать сопротивление войскам в открытом бою, они решили сосредоточиться на партизанских действиях. В частности, снабдить повстанцев наиболее современными ружьями германского образца с оптическими прицелами, необходимыми для уничтожения командиров, руководящих карательными операциями. В начале февраля первая партия этих ружей (вероятно, в количестве нескольких сотен стволов) была закуплена в Дрездене и направлена в Марсель, для отправки в Грузию(9). Некоторые сведения о дальнейшей судьбе этого оружия сохранились в архивных материалах канцелярии царского наместника на Кавказе. Судя по всему, напуганная экспедицией «Сириуса», с 1906 г. царская политическая полиция сосредоточила все свои силы на наблюдении за входящими в Черное море кораблями, на которых, по мнению русских агентов, могло находиться предназначенное для кавказских повстанцев оружие. Так, по данным спецслужб империи, оружие могло перевозиться на четырех различных пароходах, вышедших из Голландии и Англии в мае-июне 1906 г(10). Хотя официальным местом назначения кораблей была Одесса, в Петербурге опасались, что, как и в случае с «Сириусом», пароходы могли сменить курс в Черном море, незаметно подойдя к кавказским берегам. Наибольшее подозрение вызывал пароход «Египтянин» («Egyptian»), вышедший из Лондона 10 июня и, по
данным русской полиции, везущий 20 ящиков пулеметов и около 100 ящиков оружия, включая винтовки и патроны. Оружие предназначалось для подпольных организаций Одессы, Батуми и Баку(11). Допуская, что оружие может быть перегружено на другое судно в Константинополе, телеграмма, посланная 23 июня генерал-губернаторам Батуми, Кутаиси и Новороссийска сообщала, что «в Лондоне сдавали груз какие-то кавказцы»(12). 19 июля, полученная батумским генерал-губернатором телеграмма сообщала, что «Египтянин» уже вышел из Константинополя, и «выгрузку оружия можно ожидать между Батумом и Трапезундом»(13). В августе, командованием Кавказского военного округа была разработана специальная инструкция, уточнявшая действия, которые необходимо было предпринять для предотвращения выгрузки оружия на Кавказе(14). Несмотря на все эти приготовления, пароход «Египтянин», судя по всему, так и не был обнаружен русскими у кавказских берегов. Если выгрузка оружия имела место, она, вероятно, была произведена на территории Турции. Независимо от того, достигло ли купленное Деканозишвили оружие Кавказа, в 19051907 гг. руководители карательных экспедиций являлись основной мишенью местных повстанцев. Так, на самого генерала Алиханова в это время было совершено 8 покушений. В июле 1907 г., генерал был убит в г. Александрополе армянскими дашнаками. Не исключено, что именно этими рейсами были отправлены в Грузию и две типографские машины, купленные Деканозишвили для социалистов-федералистов. Еще 25 мая 1905 г. в докладе в департамент полиции, русский резидент во Франции А. Манасевич-Мануйлов сообщал, что одна из машин уже куплена Деканозишвили в Париже и, как видно, в скором времени будет послана в Марсель для отправки на Кавказ(15). 6 июня упомянутая машина уже была отослана в Марсель на адрес анархиста Р. Коломбо, одного из ближайших соратников Деканозишвили, занимавшего должность секретаря местного профсоюза моряков(16). Несмотря на то, что по сведениям Мануйлова машина должна была быть отправлена на Кавказ на одном из пароходов, принадлежащих обществу «Пакэ» («Paquet»), Деканозишвили, вследствие своей крайней занятости вопросами покупки «Сириуса» и отправки оружия в Грузию, отложил посылку машин до 1906 г.(17). В начале декабря 1905 г., когда Манасевич-Мануйлов уже был отозван из Парижа, две машины с грузинскими шрифтами, одна из которых, очевидно, была той, на которой печатались газеты «Грузия» и «La Géorgie», хранились на складе в Марселе. Так как к тому времени уже был опубликован царский манифест 17 октября,
Деканозишвили планировал отправить их в Грузию легальным путем, на имя А. Джабадари, члена Федеративного Центрального комитета социалистовфедералистов и, одновременно, председателя «Грузинского издательского общества». Для того чтобы его имя не фигурировало в этом деле, формальным продавцом машин Джабадари значился уже известный нам швейцарский анархист Евгений Бо(18). Судя по всему, лишь в первой половине 1906 г., после экспедиции «Сириуса» на Кавказ, Деканозишвили удалось отправить машины в Грузию. К тому времени социалисты-федералисты остро нуждались в собственной типографии, так как еще в августе 1905 г. полицией была арестована их подпольная типография в Тифлисе. Хотя несмотря на это, им удавалось нелегально печатать свою литературу, включая листовки, в других типографиях, создание нелегального партийного органа требовало обладания собственной печатной машиной. «Было бы хорошо, если бы к нам прибыла машина», – писал из Тифлиса 4 сентября Михаил Кикнадзе Деканозишвили(19). По агентурным данным кавказского районного охранного отделения, после прекращения издания в Париже в 1905 г. газет «Грузия» и «La Géorgie», «партийная типография была перенесена из Парижа в Тифлис, причем контрабандным способом была доставлена туда из заграницы и сама машина, на которой печатался журнал “Сакартвело”»(20). Дело душетского казначейства и петиция грузинского народа на международной конференции по разоружению в Гааге (1906-1907) Наглядным свидетельством непримиримости грузинских повстанцев в отношении империи является дело экспроприации душетского казначейства, совершенное 12 апреля (по старому стилю). Инициаторами дела, имевшего целью добыть финансовые средства для нуждающихся в них грузинских социалистовфедералистов, были уже известный нам Лео Кереселидзе, его брат Георгий, а также двоюродный брат последних, – Нестор Магалашвили (Магалов). Все трое являлись руководителями боевой организации этой партии, принимавшей участие в повстанческих действиях против русских войск и полиции. Сопроводив «Сириус» до Стамбула, Л. Кереселидзе вернулся в Юго-Западную Грузию, в Гурию и Батуми, где принял активное участие в боевых действиях против войск генерала Алиханова(21). Еще в начале 1906 г. русские власти, узнав о роли Кереселидзе в эпопее «Сириуса», объявили его в розыск по обвинению в нелегальном ввозе в Грузию оружия и снаряжения. Решение о совершении экспроприации было принято еще в 1905 г., однако первые две попытки оказались неудачными. Весной 1906 г., ситуация обострилась и в самой социалист-федералистской партии, разделенной на сторонников мирных методов борьбы, включая пропаганду и участие в выборах в
Госдуму, и объединенных в боевую организацию молодых радикалов, отдающих предпочтение вооруженным методам борьбы(22). Экспроприация была тщательно подготовлена и проведена настолько безупречно, что обошлось без жертв, как правило неизменно сопутствующих подобным актам. С помощью служивших на Кавказе грузинских офицеров, также входивших в боевую организацию социалистов-федералистов, братья Кереселидзе получили полную информацию о воинском карауле, охранявшем казенное казначейство г. Душети, небольшого городка в Восточной Грузии, недалеко от Тифлиса. На основе полученной информации Георгию Кереселидзе удалось подделать предписание начальника штаба Кавказского военного округа на имя командира дислоцированного в Душети 263-го Новобаязетского пехотного полка, полковника Дика, о снятии военного караула в местном казначействе. Для того чтобы командование полка не заподозрило ничего недоброго, 26 марта переодетый в форму военного писаря штаба Кавказского военного округа социалист-федералист передал упомянутое предписание в канцелярию полицейского пристава г. Мцхета, которое и было передано последним по назначению. В полночь 12 апреля, в здание казначейства вошла группа социалистов-федералистов, переодетая в форму солдат 263-го полка. Боевики предусмотрели все до мелочей, вплоть до белых околышей, которые носили солдаты Новобаязетского полка. Знали они и о том, что в Душети осталась дислоцированной лишь 1-я рота этой части, чем были рассеяны последние сомнения служащих казначейства, открывших им дверь. Войдя в здание, боевики обезоружили служащих и, связав их, похитили хранящуюся там сумму денег, в количестве 315 000 рублей(23). В начале мая сведения о том, кто совершил экспроприацию, просочились в тифлисскую полицию. Судя по всему, причиной этого были разногласия, имевшие место среди социалистов-федералистов. Члены умеренного крыла требовали передачи суммы Федеративному Центральному комитету, в то время как руководители боевой организации считали, что добытые ими деньги должны пойти в основном на их нужды. По свидетельству Л. Кереселидзе, из всей суммы, члены умеренного крыла получили около 100 000 рублей(24) (75 000 на расходы по изданию литературы(25), и еще 25 000 тем из грузинских офицеров, которые, входя в боевую организацию, тем не менее выступали за диалог с оппонентами). Сами авторы экспроприации были вынуждены бежать в Швейцарию, где еще до революции 1905 г. Л. Кереселидзе учился в Женевском политехническом институте(26). В начале сентября, легация России в Швейцарии обратилась к властям Женевы с просьбой об аресте и выдаче братьев Кереселидзе и Магалашвили. Несмотря на то, что 13 сентября все трое были арестованы в Женеве(27), 12 февраля 1907 г. суд вынес обвиняемым оправдательный приговор, сославшись на политический характер дела(28). Решающую роль в этом деле сыграли документы, со всей тщательностью собранные адвокатами подсудимых, в которых со всей очевидностью была зафиксирована как принадлежность подсудимых к социалистам-
федералистам, так и политический характер антиимперской борьбы, ведущийся повстанцами на Кавказе(29). Будучи под впечатлением кровавых репрессий, сопровождавшихся подавлением революции на Кавказе, суд отметил, что «революционное движение в Грузии, пребывающее долгое время в латентном состоянии, развиваясь тайно, затем активизировалось, и, наконец, открыто разразилось в 1904 г. Однако лишь в 1905 г. оно приобрело наиболее насильственные формы, достигнув своей кульминации в ноябре и декабре того же года таким образом, что в различных местах, революция порой могла рассматриваться в качестве одержавшей победу в стране. Хотя вскоре, во всяком случае с первых дней января 1906 г., правительство, с помощью использования войск, одержало победу. Особенно жестокие репрессии, натолкнулись, однако, в отдельных местах на живое сопротивление, иногда организованное даже вооруженными людьми. Именно во время этих событий, в полный разгар революции, когда правительство вело борьбу, которую оно должно было вести против восставшего населения для того, чтобы вернуть последнее в состояние порядка, и при этом не было способно защитить политический режим, существующий лишь посредством введения военного положения в различных регионах; а также при помощи других средств, обычно применяющихся лишь во время войны, было подготовлено и осуществлено нападение на душетское казначейство»(30). По свидетельству Георгия Кереселидзе, их процесс вызвал большой отклик в европейской прессе того периода. В статьях и заметках, посвященных процессу, журналисты касались истории Грузии, ее прав на независимое государственное существование, односторонне нарушенных Российской империей, в 1801 г. аннексировавшей Грузию вопреки условиям Георгиевского трактата. «Суду Конфедерации представили по этому поводу свои доклады знатоки международного права, в том числе крупнейший авторитет в этой сфере, профессор Нисс. Все признавали право Грузии с помощью оружия и других средств бороться с Россией за восстановление своей независимости. […] Процесс более или менее расчистил почву для грузинского вопроса», – писал позднее Г. Кереселидзе(31). Параллельно с пропагандой грузинского вопроса в Европе, социалистыфедералисты попытались издавать соответствующие газеты и в Грузии. Надеясь на обещания, зафиксированные в октябрьском царском манифесте, весной 1906 г. грузинский публицист и юрист Георгий Гвазава, по данным кавказского районного охранного отделения в это время примыкающий к социалист-федералистской партии, с группой единомышленников решил приступить к изданию на грузинском языке газеты «Автономная Грузия». Название газеты свидетельствовало о том, что издание планировало продолжать следовать линии, выработанной в 1904-1905 гг. газетами «Грузия» и «La Géorgie» в Париже. Разрешение на издание газеты было получено 19 августа, в тот самый день, когда после разгона первой Государственной
думы и покушения эсеров на премьер-министра П. Столыпина, в империи были введены военно-полевые суды, ознаменовавшие с собой всеобщее наступление реакции. В результате этого, газета так и не увидела свет. По свидетельству Гвазава, само название газеты вызвало бешеную ярость правящих кругов и черносотенцев, потребовавших изменить ее название(32). В январе 1907 г. было принято решение об издании газеты на русском языке, под названием «Грузинская мысль», первый и последний номер которой вышел 11 марта. В передовице газеты Михаил Церетели, участник Женевской учредительной конференции соцалист-федералистской революционной партии, ссылаясь на то, что с учреждением думы Россия стала правовым государством, призывал власти империи восстановить автономию Грузии, основываясь на положениях Георгиевского трактата 1783 г. Реакция властей была незамедлительной: – уже 13 марта, по приказу временного губернатора Тифлиса генерала Тимофеева газета была запрещена, а ее редактор подвергся аресту и высылке из кавказского края(33). В ответ на это, в конце марта Г. Гвазава, М. Церетели и В. Черкезишвили приняли решение о составлении специальной петиции, подписанной представителями всех слоев грузинского общества, адресованной Гаагской конференции по разоружению, которая должна была быть созвана в июне того же года. За короткое время авторам петиции удалось собрать требуемое число подписей, количество которых варьировалось от 2 000 (свидетельство Черкезишвили)(34) до 7 000 (по данным Гвазава)(35). Это был хороший результат, принимая во внимание тот факт, что, как мы уже отмечали, в это время народы империи переживали период жесточайших репрессий. До апреля 1907 г. военно-полевыми судами было вынесено 683 смертных приговора(36). Текст петиции содержал в себе исторические данные о том, каким образом в нарушение Георгиевского трактата 1783 г., а также отдельного договора, заключенного грузинским царем Георгием XII с российским императором Павлом I, согласно которому Грузия сохраняла свой ограниченный суверенитет в составе империи, она, в итоге, была аннексирована Россией. Были коротко даны основные этапы аннексии страны, включая отмену автокефалии древнейшей Грузинской церкви. В заключение петиции сообщалось о неслыханных жестокостях и зверствах, совершенных имперским правительством в Грузии во время подавления революции зимой 1905-1906 г.г(37). Текст петиции был вывезен в Европу Гвазава и Черкезишвили. По просьбе последнего известный специалист международного права, профессор Брюссельского университета Эрнст Нисс, ранее взявший на себя защиту братьев Кереселидзе и Магалашвили, обработал французский перевод петиции(38).
После этого текст был переслан Комитету помощи Грузии, созданному в Лондоне Оливером Вордропом и его сестрой Мэрджори, – пионерами английского грузиноведения. Целью комитета было информирование европейской общественности относительно кровавых репрессий, совершенных самодержавием против грузинского народа в период первой русской революции(39). Накануне открытия Гаагской конференции 15 июня, председатель Комитета помощи Грузии Морис разослал французский и английский перевод петиции в редакции ведущих европейских и американских газет, многие из которых опубликовали по этому поводу специальные сообщения и заметки(40). Хотя петиция не могла иметь каких-либо практических последствий, так как правила заседаний и вопросы, подлежащие обсуждению на конференции, были разработаны за несколько месяцев до ее начала, по словам Черкезишвили «это была пощечина правительству Николая II перед всем образованным человечеством»(41). С помощью технического персонала конференции, конверты с текстом петиции были розданы участвующим в ней делегатам перед началом первой же сессии, что создало соответствующий фон, помешав русскому послу в Париже А. Нелидову в своей речи с успехом представить Российскую империю в качестве цивилизованного государства, с недавно веденным конституционным государственным строем(42). Как писал впоследствии Черкезишвили, факт подачи грузинами петиции вызвал резкое недовольство имперских властей. «Ныне, как и Финляндия, Грузия также заявляла протест в связи с вероломным нарушением договоров, ранее заключенных с ней Российской империей»(43). Вторая и третья партийная конференция социалистов-федералистов. Выработка политической программы (1906-1907) В период столыпинской реакции, одной из главных целей имперских властей России стала атака на все уступки в национальном вопросе, сделанные Петербургом в отношении нерусских народов в результате событий 1905-1906 гг. Будучи искренним русским националистом, Столыпин стремился создать из России современное централизованное государство, наподобие Германии или Италии. Игнорируя многонациональный состав Российской империи, включавшей в себя народы, обладавшие традицией независимого государственного существования еще до их инкорпорации в империю Романовых, Столыпин категорически отрицал за ними права на обладание какими-либо отдельными институциональными рамками, препятствующими распространению законов империи на всю ее территорию. По справедливому замечанию Сэтона-Вотсона, «Столыпин был полон решимости уничтожить широкую автономию, которую финны вернули себе в 1905 г., бороться с польским национализмом не только на западных границах империи, но и в самом царстве польском, сокрушить украинское движение, которое он, подобно многим
русским, рассматривал “малороссийским внешними, враждебными России силами»(44).
сепаратизмом”,
организованным
Понимая, что Кавказ является «ахиллесовой пятой» империи, Петербург был категорически против предоставления местным народам не только каких-либо намеков на политическую автономию, но и даже на сугубо административное самоуправление. Несмотря на то, что «либерально» настроенный наместник царя на Кавказе И. Воронцов-Дашков был не против введения в регионе существующих в центральных и западных частях империи земств, Петербург, понимая что на этом политические представители местных народов не остановятся, противился этому проекту вплоть до 1917 г., предпочитая сохранять на Кавказе наиболее жесткую систему колониального гнета. Так же не был решен и вопрос открытия в Тифлисе Кавказского университета, на чем настаивали представители местной интеллигенции(45). В подобной ситуации, со всей актуальностью встал вопрос о совместной борьбе нерусских народов империи за свои права. В этом направлении и развила свою деятельность грузинская социалист-федералистская революционная партия, которая, после подавления революции 1905 г., адоптировала свою стратегию и тактику к новым условиям. 29 июня 1906 г. начала работу вторая конференция социалистов-федералистов, продолжающаяся с вынужденным перерывом около двух недель. Так как в это время на всем Кавказе действовали карательные экспедиции русского правительства, депутаты, представляющие 28 партийных организаций, нелегально собрались в деревнях Беками и Реха, в Восточной Грузии. Основной целью конференции была выработка политической программы и организационного устава партии, что вызвало разделение ее участников на два противоположных лагеря. Большинство, во главе с членами Федеративного Центрального комитета, выступало за программу, включающую в себя положения о необходимости признания государственной организации, участия в думских выборах и принятия программы минимальных требований. (Весной 1906 г., во время выборов в первую государственную думу, социалист-федералистам удалось провести в этот квазипредставительный орган империи одного своего депутата, – Иосифа Бараташвили, избранного от Тифлиса)(46). Меньшинство, стоявшее на анархо-синдикалистских позициях, выступало за программу отрицающую необходимость существования государственного строя, участие в думских выборах и программу-минимум. К этому же крылу примыкали руководители боевой организации партии, в основном молодые радикалы, пытавшиеся продолжать вооруженную борьбу несмотря на поражение революции в центральных районах России(47).
По сути дела, в партии шла борьба между представителями умеренного крыла, исходя из существующих реалий надеющихся достичь своих целей постепенноэволюционным путем, и крылом радикальным, не желающим идти на какие-либо компромиссы с имперской властью. Так как внутриполитическая ситуация на Кавказе и в самой империи еще не была прояснена до конца, решено было отпечатать проекты программ представленные обеими фракциями, разослав их для дальнейшего ознакомления в партийные организации. После изучения этих проектов, предлагалось созвать новую, третью конференцию, на которую каждая организация должна была послать по одному делегату, снабженному мандатом указывающим, за какую программу она проголосовала. За эту программу должен был голосовать и сам посланный на конференцию делегат(48). Эта третья конференция, на которой окончательно была выработана политическая программа социалистов-федералистов, состоялась год с лишним спустя, 2-7 октября 1907 г. в местечке Авчала, под Тифлисом. Так как к этому времени было ясно, что вопрос прямых революционных действий на Кавказе был временно снят с повестки дня, конференция, в лице 17 присутствующих от 13 партийных организаций депутатов, поддержала проект большинства, тем самым высказавшись за легальную деятельность в условиях господствующей в империи столыпинской реакции(49). Решено было пользоваться всеми возможностями для того, чтобы продолжать борьбу за автономию Грузии и будущее федеративное устройство России в целом. Понимали делегаты и то, что успех дела по-прежнему зависел от координации их деятельности с другими партиями, выступающими за федерализацию империи. Сознавая, что выкуп крестьянами помещичьей земли не решит полностью земельного вопроса малоземельного грузинского крестьянства, социалистыфедералисты тем не менее рекомендовали крестьянам выкупать земли с помощью Крестьянского поземельного банка, учрежденного властями империи еще в 80-х гг. XIX века, делая это, однако, лишь селами или сельскими общинами. Эта мера осложняла возможность проникновения в Грузию большого количества русских крестьян-колонистов, что могло привести к русификации края. Продолжая считать своими основными партнерами эсеров, социалисты-федералисты обратились с призывом к «передовым и социалистическим партиям России и вообще сознательной части российского трудящегося народа, вести упорную пропаганду против переселения в Грузию»(50). Отвергая фабричный и аграрный террор, партия тем не менее допускала применение террора, в случае если он имел политическое и «общественное значение» и был совершаем по постановлению Федеративного Центрального комитета. Экспроприации решено было проводить лишь в отношении государственных учреждений, исключив принятие подобных мер против частных лиц. Кроме того, было решено распустить боевую организацию партии, где были сильны анархистские тенденции (в постановлении конференции, эта организация называлась также «красной сотней») и радикальное руководство которой, зачастую плохо ладило с Федеративным Центральным комитетом. Вместо нее комитет планировал создать новые, максимально централизованные боевую и военную
организации, для которых необходимо было выработать устав, а также осуществить соответствующую практическую подготовку их будущих членов(51). Этот шаг впрочем, имел скорее символическое значение, так как большинство партийных радикалов, в это время уже было вынуждено покинуть Кавказ, находясь в эмиграции заграницей. Подтверждая, что их целью является трансформация империи в федерацию, социалисты-федералисты внесли в свою программу пункт о том, что они «требуют сейчас же для Грузии национально-территориальной автономии»(52). Следует отметить, что в 1906-1907 гг., в периоде между второй и третьей конференцией, партию покинули не только анархисты, но и те представители ее правого крыла, которые, полностью принимая национальную платформу социалистов-федералистов, отказывались разделять их социалистические идеи. Большинство из этих деятелей позднее примкнуло к национал-демократической партии, которая в организационном отношении была создана лишь в 1917 г. В числе этих лиц были такие известные политические деятели как Спиридон Кедиа (будущий председатель национал-демократической партии Грузии) и уже упомянутый нами Георгий Гвазава. Хотя с этого времени упомянутые лица формально не числились членами социалист-федералистской партии, многие из них продолжали настолько тесно сотрудничать с социалистами-федералистами, что в документах, составленных царской жандармерией, продолжали фигурировать в качестве членов этой партии(53). Были произведены изменения и в составе Федеративного Центрального комитета, отражающие изменения в самой партии(54). Социалисты-федералисты и борьба за территориальную автономию Грузии в 1907-1910 гг. Несмотря на то, что официально социалисты-федералисты не вмешивались в дела Грузинской церкви, вопрос восстановления независимости последней, судя по всему, был отнюдь не безразличен руководству этой партии. Дело шло о крайне важном аспекте восстановления международного статуса Грузии, которым обладала страна до ее аннексии Российской империей. К тому же, согласно Георгиевскому трактату, Грузинская церковь должна была сохранять свой автокефальный статус. Еще с 1904 г. в среде грузинского духовенства появилось движение за восстановление независимого статуса Грузинской церкви, возглавляемое священниками-автокефалистами. Как и следовало ожидать, власти империи ответили репрессиями, ссылая сторонников автокефалии, включая высших представителей грузинского духовенства, в отдаленные монастыри в Россию(55). 22 мая 1908 г. в Тифлисе был убит экзарх Грузии архиепископ Никон, – гонитель грузинского духовенства и один из наиболее рьяных противников восстановления автокефалии Грузинской церкви. Убийство экзарха, официально бывшего вторым лицом в имперско-колониальной администрации на Кавказе после самого наместника, являлось ярко выраженным политическим актом. Хотя официально
социалисты-федералисты открестились от этого акта(56), данные агентуры тифлисского губернского жандармского управления указывали на то, что убийство экзарха было совершено членами группы «тифлисская организация анархистовкоммунистов “Земля и Воля”»(57). Члены группы составляли костяк радикальной боевой организации социалистов-федералистов, распущенной по решению третьей конференции в октябре 1907 г. Этот факт, давал руководству партии право утверждать, что с формальной точки зрения они не причастны к этой акции(58). Одним из главных целей социалистов-федералистов стало ведение пропаганды в пользу автономного статуса Финляндии. Наряду с прочим, интерес к финскому вопросу был вызван тем фактом, что именно на ее территории революционным партиям империи удавалось действовать с меньшим риском. В феврале 1907 г., на своем втором съезде, состоявшемся в Хельсингфорсе, партия социалистовреволюционеров официально объявила о необходимости установления связи с грузинскими социалистами-федералистами. 16-20 апреля того же года, по инициативе русских эсеров в Финляндии, недалеко от Хельсингфорса, была созвана конференция социалистов-народников по национальному вопросу. В ней приняли участие эсеры и родственные им национальные партии: финская партия активного сопротивления, польская социалистическая партия, армянская революционная федерация «Дашнакцутюн», грузинские социалисты-федералисты, а также белорусская «Громада» и еврейская социалистическая рабочая партия. По свидетельству Г. Ласхишвили, участвующего в конференции, русские эсеры, поляки и грузины выступили общими силами в защиту концепции территориальной национальной автономии, согласно которой нациям, обладающим определенной территорией, должна быть предоставлена полная автономия на демократических началах. Представители еврейской рабочей социалистической партии, ссылаясь на отсутствие территории у живущих в империи евреев, придерживались концепции национально-культурной автономии. В резолюции, принятой по этим вопросам, съезд отметил необходимость создания национально-территориальных автономий. В то же время, вопросы национально-культурной автономии должны были стать предметом особого изучения и дискуссий, с точки зрения возможности их практического осуществления. Понимая, что власти империи традиционно используют национальные противоречия в своих целях, конференция единодушно признала, что территория нации определяется по реальному, а не по историческому принципу(59). Разумеется, роль, которую играла Финляндия в революционном движении, привлекла внимание имперского правительства, пытавшегося всеми силами вырвать обратно у финнов те уступки, на которые оно вынуждено было пойти в 1905-1906 гг. В особенности эта тенденция дала о себе знать после назначения на должность премьер-министра России П. Столыпина. Последний упорствовал в своем антиисторическом мнении, что поскольку Финляндия являлась частью Российской империи, общеимперские законы должны были преобладать над сугубо местными
интересами. Враждебность имперских властей к Финляндии усиливалась также тем фактом, что на ее территории находили свое укрытие представители революционных партий, способных проводить оттуда террористические акты в близлежащем Петербурге(60). Со своей стороны, финны были полны решимости защитить свою автономию, в чем их горячо поддерживали представители других нерусских народов, аналогичным образом стремящихся к автономии и федерализации империи. Особую активность в связи с этим проявляли грузинские социалисты-федералисты, видевшие в автономном статусе Финляндии образец той автономии, которую они сами мечтали получить для Грузии. Тем более что такие принципы национально-территориальной автономии, как обладание собственной армией, зарезервированное за финнами в 1877 г., а также использование национального языка в качестве официального языка суда, школ и государственных учреждений Финляндии, были предусмотрены и для Грузии согласно положениям Георгиевского трактата 1783 г. Это, со своей стороны, давало социалистам-федералистам возможность подводить юридическую базу под свои требования, ссылаясь на пример Финляндии. С 1908 г., когда отношения между финнами и имперским центром крайне осложнились, социалисты-федералисты с полной силой выступили в защиту автономии Финляндии. Пик противостояния пришелся на весну 1910 г., когда в марте дума приняла закон, основанный на рекомендациях лишь русских членов созданной еще в 1908 г. т. н. русско-финской смешанной комиссии Харитонова, имевшей своей целью разграничения полномочий Финляндии и Петербурга. По справедливому замечанию Сэтон-Вотсона, упомянутый закон определял «общеимперские вопросы таким образом, что компетенция финского сейма была низведена до уровня провинциальной ассамблеи»(61). Так как финский сейм отказался признать этот закон, он был распущен и вплоть до февральской революции 1917 г. Финляндия управлялась на основе диктаторских полномочий. Автономия Финляндии была превращена в формальность, а страна наводнена русскими чиновниками и полицейскими. «К 1914 г. было очевидно, что даже лояльные финны были загнаны в лагерь непримиримых противников России, а Финляндия, фактически, была оккупированной страной»(62). В мае 1910 г., когда финский вопрос не сходил со страниц газет империи, Г. Гвазава, который, «по агентурным сведениям 1910 года» кавказского районного охранного отделения, все еще якобы «принадлежал к партии социалистов-федералистов»(63), опубликовал в выходящей в Тифлисе на русском языке газете «Новая речь» статью «Внутреннее строительство. (По финляндскому вопросу)». Касаясь доклада русских членов комиссии, на основе которых дума приняла упомянутый закон, Гвазава писал, что «в нем так бесцеремонно нарушаются права Финляндии, с таким легким сердцем опрокидываются вековые устои жизни и чувствуется столько злобы против
финляндской автономии, что прямо убивает надежду на скорое улучшение условий существования других окраин России…»(64). Будучи юристом, в своей напечатанной в трех номерах упомянутой газеты статье Гвазава дал квалифицированный историко-юридический анализ как права Финляндии на автономию, так и произвола действий имперских властей. Руководству социалистов-федералистов удалось установить контакт и с украинцами. В частности, с украинской демократической радикальной партией, создавшей в 1908 г., с целью координации украинского национального движения, Товарищество украинских прогрессистов, а также следующую его политической линии, выходящую в Киеве газету «Рада». По агентурным данным кавказского районного охранного отделения, эта организация преследовала «чисто национальные цели наравне с партией грузинских социалистов-федералистов». Г. Надарадзе, один из обучающихся в Киевском университете св. Владимира грузинских студентов, являлся политическим представителем социалистовфедералистов в Товариществе украинских прогрессистов(65). По мнению столыпинских властей это было слишком. Полный решимости сокрушить «сепаратизм» во всей империи, Петербург не мог терпеть солидарного сотрудничества представителей нерусских народов, совместно отстаивающих принципы федерализма. Еще одной причиной, по которой власти империи решили положить конец деятельности социалистов-федералистов, стала непримиримая позиция последних по земельному вопросу, крайне остро стоящему в Грузии. Пользуясь плачевным экономическим положением грузинского дворянства, правительство Столыпина с целью дальнейшей русификации Кавказа, приступило к усиленной колонизации края. Способствуя выкупу земли у обедневших помещиков-грузин, Петербург стремился поселить на них русских крестьян-колонистов. Хотя из-за малоземелья, объективно являвшегося главным бичом крестьян Грузии, колонизация страны не могла принять такого массового характера, как во время заселения русскими крестьянами огромных пространств Сибири или Центральной Азии, это, в конечном итоге, грозило Грузии, как и всему Кавказу, потерей их исторической территории. В результате подобной политики царских властей лишь в одну Грузию было переселены десятки тысяч русских крестьян. При этом особой заботой правительства Столыпина было заселить русскими колонистами земли имеющие стратегическое значение для удержания под своей властью Кавказа. В частности, черноморское побережье Грузии и Муганскую степь, в южной части Азербайджана. Общее число русских колонистов, переселенных к 1910 г. на Кавказ, составило около 100 000 человек(66). На партийной конференции, состоявшейся 20-31 декабря 1909 г. в Тифлисе, руководство социалистов-федералистов приняло решение всячески препятствовать колонизаторской политике властей империи, вплоть до применения в отношении помещиков, продающих свою землю русским колонистам, методов террора. Террор
должен был быть также применен и к представителям колониальной администрации, способствующим переселению колонистов в Грузию. В сельские районы были командированы пропагандисты, объясняющие населению, какой опасности подвергается страна и нация. С целью содействовать выкупу помещичьей земли грузинскими крестьянами, при Федеративном Центральном комитете был создан тайный национальный земельный фонд(67). На основе анализа легальной прессы, издающейся в этот период социалистамифедералистами, справка тифлисского губернского жандармского управления отмечала, что с конца 1909 г. в ней «появился целый ряд тенденциозных статей, направленных к возбуждению населения против начавшегося переселения из России в Закавказье»(68). По тем же данным, колониальная политика правительства вызывала ответную реакцию со стороны руководителей партии, все более громко заявляющих о том, что конечной целью социалистов-федералистов является «создание независимой Грузии»(69). Полученная охранкой информация свидетельствовала о том, что в это время политические взгляды социалистов-федералистов разделяли многие виднейшие представители грузинской интеллигенции, выступавшие против колониальной политики русского самодержавия. Так, по данным агента «Случайный», внедренного кавказским районным охранным отделением в центральные органы партии, к марту 1910 г. в состав Федеративного Центрального комитета наряду с 12 действительными членами и 7 кандидатами, входили также 5 постоянных почетных членов. В частности, филологи и лингвисты Николай (Нико) Марр (будущий академик) и Иванэ Цагарели, приват-доцент Петербургского университета И. Джавахов (будущий академик Иванэ Джавахишвили), епископ-автокефалист Леонид (будущий католикос-патриарх Грузии) и поэт Акакий Церетели(70). Независимо от того, являлись ли эти деятели с формальной точки зрения членами партии социалистов-федералистов, они, судя по всему, по крайней мере теоретически разделяли ее политические идеи. Уже к февралю 1910 г. Петербургом было принято решение о ликвидации партии социалистов-федералистов. Кавказское районное охранное отделение, которому непосредственно было поручено осуществление этой операции, не спешило, пытаясь провести массовые аресты в одно время, с целью захватить в руки документацию партии, доказывающую ее «антигосударственную деятельность». С этой целью за всеми руководителями и активистами партии было установлено тайное наружное наблюдение(71). В Петербурге, однако, проявляли нетерпеливость. 13 марта вице-директор департамента полиции писал в Тифлис о необходимости «произвести общую ликвидацию социалистов-федералистов, каковая уже давно назрела»(72).
24 марта подгоняемый начальством полковник Пастрюлин, начальник тифлисского губернского жандармского управления, сообщал в департамент полиции, что им был подготовлен весь имеющийся в его распоряжении материал, «как агентурного, так и наружного наблюдения, […] в целях получения улик по социалистамфедералистам и доказательств на преступный характер деятельности этой организации»(73). Начальнику местного охранного отделения был отдан приказ начать ликвидацию партии арестом членов Федеративного Центрального комитета во время его первого же будущего заседания. В случае если в ближайшее время заседание комитета не состоится, планировалось осуществить ликвидацию по данным разработок, имеющихся в распоряжении охранки(74). 2 апреля Пастрюлин получил очередное сообщение из Петербурга, в котором вицедиректор департамента полиции недвусмысленно требовал сообщить «о причинах, задерживающих производство ликвидации организации социалистовфедералистов»(75). Объясняя причину задержки операции, 26 апреля Пастрюлин писал в Петербург, что лишь на днях охранке удалось установить полный список членов Федеративного Центрального комитета, состав редакции газеты «Дроэба» («Времена»), – легального органа партии, а также лиц, у которых может храниться партийная документация(76). В итоге, так и не дождавшись заседания комитета, 30 апреля жандармерией тифлисской губернии была произведена операция с целью полной ликвидации в Грузии партии социалистов-федералистов. В самом Тифлисе были арестованы члены Федеративного Центрального комитета. Были произведены обыски у 32-х наиболее активных руководителей и членов партии. Количество арестованных в Тифлисе составило 12 человек(77). Хотя первоначально планировалось осуществить арест и Кутаисского комитета(78), его членам, судя по всему, удалось избежать судьбы их тифлисских коллег. Формальным поводом для арестов стали жалобы отдельных помещиков, получивших анонимные письма с угрозами применения против них террора, в случае продажи ими земель русским колонистам. Ведущим агитацию в легальных органах печати было предъявлено обвинение в том, что их деятельность противоречит закону о военном положении, введенном правительством на Кавказе(79). После семимесячного заключения в знаменитом Метехском замке, в декабре того же года суд вынес приговор. 15 человек высылались из пределов Кавказа, большинство – сроком на 5 лет(80). Почти все из них местом ссылки выбрали Ростов, как наиболее близлежащий к Кавказу город(81). Этой мерой власти стремились обезглавить грузинское антиколониальное национально-освободительное движение, усилившееся в первой половине 1910 г., и
ставшее, к тому же, на особенно неприемлемый для Петербурга путь сотрудничества с другими политическими партиями нерусских народов империи. Еще одним тяжелым ударом для грузинского освободительного движения стала смерть во Франции Георгия Деканозишвили, скончавшегося после продолжительной болезни 18 ноября 1910 г. на юге Франции, в г. Каннах. Общее положение, сложившееся для социалистов-федералистов в это время пика столыпинской реакции выразил Михаил Церетели, писавший 20 ноября того же года (хотя и возможно в несколько утрированных тонах) вдове Г. Деканозишвили, что в Грузии «почти не осталось людей, способных на какой-либо реальный поступок. Все те, которые работали на грузинское дело, умерли, больны и парализованы, сосланы в Сибирь, или находятся в тюрьмах. Лучшие люди уходят, остаются лишь худшие, власть которых распространяется в настоящее время на судьбу Грузии»(82). Другой ближайший соратник Деканозишвили, Тэдо Сахокиа, арестованный в 1906 г. после подавления революции в Грузии, сосланный в Сибирь и сумевший бежать оттуда в Европу, писал из Лондона по поводу смерти своего друга, что Георгий умер «не сумев реализовать своего высшего идеала: видеть свою несчастную страну свободной и независимой». Выражая сочувствие вдове покойного, Сахокиа подчеркивал, что «эта потеря еще более болезненна для нас, его друзей, которые сражались вместе с ним за общий Кавказ, за его соотечественников, за его несчастную страну»(83). Эти слова наглядно свидетельствуют о том, что федерализация Российской империи мыслилась социалистами-федералистами лишь в качестве переходной стадии на пути обретения полной государственной независимости Грузией и Кавказом. Радикализация социалистов-федералистов в преддверии бури Первой мировой войны (1911-1914) Как бывает часто в истории, репрессивные меры лишь способствовали росту протестных настроений и, как следствие этого, усилению федералистских идей в грузинском обществе. Уже в начале мая 1910 г. оставшимися на свободе активистами было принято решение созвать съезд делегатов районных партийных комитетов. Инициативу в этом отношении взял на себя Кутаисский комитет, сравнительно менее пострадавший от репрессий, по сравнению с Тифлисским. Целью съезда, который видимо так и не состоялся, являлось очистить партию от ненадежных элементов, призвать к партийной деятельности новые силы, преимущественно учащуюся молодежь, еще более усилить меры по противодействию русской колонизации, перенести центр тяжести действий в провинцию, выдвинув на первый план исключительно революционную деятельность(84).
Угроза колонизации территории Грузии, а также массовые репрессии царского правительства привели к объединению с социалистами-федералистами также тех представителей национальной интеллигенции, которые в целом не разделяли социалистических идей партии. Несмотря на то, что справка тифлисского губернского жандармского управления с удовлетворением сообщала, что «к началу 1913 года партии социалистовфедералистов как организационной единицы не существовало, не было и руководящего центра»(85), уже в 1912 г., в ходе выборной компании в четвертую Государственную думу, социалистам-федералистам удалось одержать крупную победу. В Кутаиси, во втором по величине городе Грузии, думским депутатом был выбран социалист-федералист В. Геловани, впоследствии примкнувший к думской фракции трудовиков. Этот факт свидетельствовал о том, что лозунги автономии страны становились все более популярными в грузинском обществе(86). Не случайно в том же документе с тревогой отмечалось, что «удачный исход минувшей выборной компании для федералистов дал толчок к возрождению, затихшему было за последнее время федералистскому течению среди грузин»(87). Параллельно с этим, на страницах своей легальной прессы социалисты-федералисты повели яростную атаку против грузинских социал-демократов, продолжающих отрицательно относиться к идее автономии Грузии(88). К концу 1913 г., социалистам-федералистам удалось не только восстановить, но и в определенной степени улучшить свое положение на Кавказе. В результате политической амнистии, объявленной в империи по случаю трехсотлетия дома Романовых, руководителям этой партии удалось вернуться в Грузию(89). Активисты приступили к усиленной пропаганде среди рабочих, где раньше ощущалась полная монополия социал-демократов(90). Все более распространялись идеи автономии и среди учащейся молодежи. По сведениям, полученным царскими спецслужбами, в начале июне 1914 г. в Тифлисе или его окрестностях «должен был состояться общестуденческий съезд партии социалистов-федералистов, организуемый кружком студентов Московского университета и Московского коммерческого института»(91). В упомянутом съезде должны были принять участие все входившие в партию студенты, учащиеся в высших учебных заведениях империи. Параллельно с усилиями на Кавказе, активизировалась деятельность и тех социалистов-федералистов, которым в годы столыпинской реакции удалось бежать за границу. Еще в октябре 1910 г., в рамках ученических партийных кружков, объединявших в своем составе радикальную гимназическую молодежь, возникла идея создания Лиги сепаратистов Грузии(92). По замыслам авторов этой инициативы, упомянутая
организация должна была вести борьбу с целью «во что бы то ни стало добиться независимости Грузии»(93). Таким образом, массовые репрессии правительства вызвали радикализацию молодежного крыла социалистов-федералистов, которые, не надеясь более на эволюционный ход событий, выдвинули лозунг полной государственной независимости страны. В ноябре, идея создания Лиги сепаратистов Грузии привлекла к себе внимание широких кругов грузинского общества, многие представители которых, не являясь членами партии социалистов-федералистов, изъявляли желание вступить в эту организацию. По агентурным данным кавказского районного охранного отделения, хотя «Лига сепаратистов еще не имеет определенного строения, […] в нее, как партию националистов Грузии, имеют желание войти люди направления не социалистического. В настоящее время вырабатывает программу ее, по поручению лиц, желающих в ней состоять, присяжный поверенный Георгий Гвазава, не состоящий членом партии социалистов-федералистов. В самой названной партии имеется много членов, принадлежащих к правому крылу партии, которые, преследуя националистические цели, желали бы вычеркнуть из программы социальные вопросы»(94). Будучи в курсе этих планов, охранка удвоила свои усилия с целью не допустить создания упомянутой организации. 5 декабря на квартиру, где собирались члены ученического кружка, нагрянули полицейские, пытаясь, тем самым, запугать его участников(95). Понимая, что дело требует чрезвычайной конспирации, руководители социалистовфедералистов решили перенести центр тяжести деятельности проектируемой ими организации в Европу. Несомненно, именно с этой целью было решено направить в Европу Петра Сургуладзе, одного из лидеров партии. Будучи в 1905 г. членом Тифлисского комитета социалистов-федералистов, а в 1909 г. секретарем Федеративного Центрального комитета, Сургуладзе, также как и его другие соратники был арестован 30 апреля 1910 г. и приговорен к пятилетней высылке из кавказского края. Тем не менее, в декабре того же года Сургуладзе удалось бежать в Турцию, а оттуда в Европу(96). Уже в 1911 г. в Женеве (Швейцария), под председательством Сургуладзе был основан Заграничный комитет партии грузинских сепаратистов, состоящий из бывших социалистов-федералистов, покинувших Грузию после подавления революции 1905-1906 гг., а также апрельских событий 1910 г(97). В состав комитета входили уже известные нам Лео и Георгий Кереселидзе, а также Нестор Магалашвили, летом 1905 г. по заданию Деканозишвили тайно перевозивший взрывчатые вещества на Кавказ(98).
Таким образом, упомянутый комитет являлся заграничным органом подпольно существующей в Грузии политической группировки, которая, исходя из сложившейся реальности, хотя и никак не афишировала свою деятельность, тем не менее существовала на грузинской земле. В документах царской полиции Заграничный комитет партии грузинских сепаратистов упомянут в качестве «Группы свободной Грузии», – по названию газеты, которую комитет стал издавать с января 1913 г(99). Напечатанная на тонкой папиросной бумаге, удобной для нелегальной транспортировки, газета «Свободная Грузия», так же как и выходящая в Париже в 1904-1905 гг. «Грузия» тайно перебрасывалась на Кавказ(100). После начала Первой мировой войны, комитет, установив связь с германскими властями, был преобразован в Комитет освобождения Грузии, став тем самым основным политическим партнером Берлина по грузинскому вопросу. Несмотря на то, что с формальной точки зрения члены комитета уже не считали себя социалистами-федералистами, выйдя из их среды, они сохранили в своей деятельности многие черты этой партии, считая свое дело продолжением дела Джорджадзе-Деканозишвили в 1904-1905 гг. Таким образом, в исторической ретроспективе, членов комитета следует считать представителями радикального крыла социалистов-федералистов, выделившихся, в конце концов, в отдельную, в идеологическом отношении близкую к националдемократам организацию. Аннотация В настоящей статье исследуются основные стадии развития социалистфедералистской революционной партии Грузии в 1906-1914 гг. Упомянутый отрезок времени являлся крайне важным этапом в истории партии социалистовфедералистов, бывших в это время единственной политической независимой партией, вокруг которой шел процесс консолидации основных патриотических сил грузинского общества. Сравнительный анализ архивных материалов из грузинских, российских и западноевропейских архивов дает возможность ответить на ряд вопросов, до сих пор остающихся открытыми в историографии. Особое внимание уделено антиколониальной и национально-освободительной борьбе социалистовфедералистов, из рядов которых впоследствии вышел ряд политических организаций и партий (Заграничный комитет партии грузинских сепаратистов, Комитет освобождения Грузии, национал-демократическая партия Грузии), игравших важную роль в истории Грузии и Кавказа во время Первой мировой войны и последовавшим за этим периодом государственной независимости Грузии (19181921). Ссылки:
1. Подробно относительно создания социалист-федералистской революционной партии Грузии и ее роли в революции на Кавказе в 1905 г. см.: Г. Мамулиа, Как самурай стал союзником Прометея: японокавказская смычка в годы русско-японской войны (1904-1905). Nowy Prometeusz, Warszawa, 2012, n° 3, с. 127-162. 2. D. M. Lang, A Modern History of the Soviet Georgia, New York, 1962, p. 162. 3. Ibidem, p. 166-167. 4. Ibidem, p. 167. 5. Ibidem, 167-168. 6. Compte rendu de la IIIme Conférence des Nationalités réunie à Lausanne 27-29 juin 1916. Publié par l’Office centrale de l’Union des Nationalités, Lausanne, 1917, p. 135-136. 7. K. Durland, The Red Reign. The True History of an Adventurous Year in Russia, New York, 1907, p. 111112. 8. D. M. Lang, A Modern History of the Soviet Georgia, p. 168; Г. Уратадзе, Общественное движение в Грузии (1821-1921), Париж, 1939, с. 61-62. (На груз яз.). 9. Ш. Иосава – Г. Деканозишвили, 25. 1., 2. 2., 5. 2. 6. 2. 1906. Fonds Georges Dekanozichvili. Centre historique des archives nationales (CHAN), Paris, carton 345AP/1. 10. Центральный государственный исторический архив Грузии (ЦГИАГ), Тбилиси, Ф. 13. Оп. 29. Д. 64. Л. 1-14. 11. Там же, л.11-12. 12. Там же. 13. Там же, л. 13-14. 14. Там же, л. 15-16. 15. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 102. ДПОО. 1904-II. Оп. 316. Д. 28. Л. 133. 16. Там же, л. 162. 17. В Нозадзе, События и дела прошедших лет. Кавкасиони, Париж, № IX, с. 123. (На груз. яз.) 18. Там же, с. 128. 19. М. Кикнадзе – Г. Деканозишвили, 4. 9. 1905. Fonds Georges Dekanozichvili. CHAN, carton 345AP/1. 20. Сообщение агента «Случайный» за август 1909 г.: ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1909. Оп. 239. Д. 202. Л. 23. Эта информация подтверждается и сведениями агента «Дворянин» за июль того же года: «Партийная газета «Дроэба» («Времена», – Г. М.) набирается в собственной типографии партии «Свет» («Синатле»), машина для типографии контрабандой привезена из Парижа; на ней печатался журнал «Сакартвело». Там же, л. 1516. 21. М. Тугуши, Георгий Деканозишвили (жизнь и деятельность). Грузинская социалист-федералистская партия (1901-1906 гг.). Кавкасиони, Париж, 1964, № 10, с. 150-151. (На груз. яз.). В публикации Тугуши приведенное им письмо Л. Кереселидзе Г. Деканозишвили от 1 ноября 1905 г., вследствие надо думать корректурной ошибки датируется 1903 годом. 22. ЦГИАГ. Ф. 153. Оп. 1. Д. 1835. Л. 178 (об)-179 (об), 205 (об)-207 (об). 23. Там же, л. 169-223. 24. Г. Мамулиа, Curriculum Vitae Лео Кереселидзе, Танамемамулэ (Соотечественник), центральное периодическое издание грузинских эмигрантов, Тбилиси, 2007, № 3(24), с. 14. (На груз. яз.). 25. Еще в мае 1909 г. агент «Случайный» сообщал царской жандармерии, что газета «Дроэба», легальный орган социалистов-федералистов, «издается на деньги, полученные партией путем ограбления душетского казначейства». ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1909. Оп. 239. Д. 202. Л. 5. По сведениям другого агента, на деньги, полученные от экспроприации душетского казначейства, издавались газеты «Цнобис пурцели» («Вестник», – Г. М.) и «Дроэба». Там же, л. 59. 26. Arrêt du Tribunal Fédéral Suisse statuant en séance plénière du 12 février 1907, sur la demande présentée par la légation Impériale de Russie, tendant a obtenir l'extradition des frères Léon et Georges Keresselidzé et de Nestor Magaloff, poursuivis sous l'inculpation de vol à main armée. Lausanne, 1907, p. 26. 27. Commissariat d’Annemasse. Surveillance générale des révolutionnaires russes. Au sujet des vols commis à mains armée en Russie, communication de 14. 9. 1906. CHAN. Сarton F 7. 12521. 28. Commissariat d’Annemasse, Révolutionnaires russes. Au sujet des vols commis à mains armée en Russie, communication de 14. 2. 1907. Ibidem. 29. Уже 15 сентября 1906 г., через два дня после ареста братьев Кереселидзе и Магалашвили, в газете «Трибуна Женевы» («La Tribune de Genève») было помещено сообщение указывающее, что они являлись членами Федерации возрождения Грузии, штаб-квартира которой находилась в Париже, и которая имела в
своих представителей в Женеве. Там же сообщалось, что арестованные были социалистами-федералистами. См.: Commissariat d’Annemasse, Surveillance générale des révolutionnaires russes. Au sujet des vols commis à mains armée en Russie, communication de 15. 9. 1906. CHAN, carton F 7, 12521. К этому сообщению французской полиции приложена соответствующая газетная вырезка. Под Федерацией возрождения Грузии имелась в виду находящаяся под руководством Г. Деканозишвили группа парижских социалистовфедералистов. Впоследствии сам Деканозишвили, уже будучи тяжело больным, также свидетельствовал в пользу братьев Кереселидзе и Магалашвили. 30. Arrêt du Tribunal Fédéral Suisse statuant en séance plénière du 12 février 1907, sur la demande présentée par la légation Impériale de Russie, tendant a obtenir l'extradition des frères Léon et Georges Keresselidzé et de Nestor Magaloff, poursuivis sous l'inculpation de vol à main armée, p. 22-23. 31. Г. Кереселидзе, Комитет независимости Грузии (1914-1918). Грузинская эмиграция, Тбилиси, 2013, № 1(4), с. 149. (На груз. яз.). 32. О. Джанелидзе, Очерки по истории национал-демократической партии Грузии, Тбилиси, 2002, с. 116-119. (На груз. яз.). 33. Там же, с. 119-124. 34. В. Черкезишвили, Петиция Грузии международной Гаагской конференции 1907 г. В книге: В. Черкезишвили, Сочинения, Тбилиси, 2001, т. 1, с. 17. (На груз. яз.). 35. Г. Гвазава, Грузия и национал-демократическая партия. (Статья вторая), Париж, 1928, с. 6. (На груз. яз.). Возможно сбор подписей продолжался и после отъезда делегатов в Европу, чем и объясняется упомянутый разнобой в данных. 36. H. Seton-Watson, The Russian empire 1801-1917, Oxford, 1967, p. 625. 37. Французский текст петиции опубликован М. Церетели в изданной им в годы Первой мировой войны без собственной подписи брошюре. См.: La Géorgie et la guerre actuelle, Lausanne, 1917, p. 38-42. Грузинский перевод, сделанный с английской версии текста, опубликован историком-эмигрантом В. Нозадзе в 1939 г. См.: Исторические документы: Петиция грузинского народа на Гаагской мирной конференции 1907 г. Картлоси, орган грузинского интегрального национализма, Париж, 1939, № 16-18, с. 282-284. (На груз яз.) 38. La Géorgie et la guerre actuelle, p. 45-47; В. Черкезишвили, Петиция Грузии международной Гаагской конференции 1907 г., с. 28. 39. D. M. Lang, A Modern History of the Soviet Georgia, p. 168. 40. В. Черкезишвили, Петиция Грузии международной Гаагской конференции 1907 г., с. 28-29. 41. Там же, с. 28. 42. Там же. 43. Там же, с. 29. 44. H. Seton-Watson, The Russian empire 1801-1917, p. 663-664. 45. R. G. Suny, The Making of the Georgian Nation, Bloomington and Indianapolis, 1994, p. 172. 46. R. G. Suny, The Making of the Georgian Nation, p. 173; Г. Ласхишвили, Мемуары (1885-1915). Тбилиси, 1934, с. 233. (На груз. яз.). 47. ЦГИАГ. Ф. 94. Оп. 1. Д. 70. Л. 55-55(об). 48. Там же, л. 55 (об)-56. 49. Там же, л. 56-58. 50. Там же, л. 59-59(об). 51. Там же, л. 59 (об)-60. 52. Там же, л. 22 (об). 53. Эту тенденцию справедливо подметил и Дм. Швелидзе. По его словам, несмотря на упомянутый раскол, «отношения между социалистами-федералистами и национал-демократами никогда не были конфронтационными. […] Между ними гораздо больше было общего. Будучи постоянно солидарны с национал-демократами, федералисты поддерживали с ними связь, выступая с общенациональных позиций». См.: Дм. Швелидзе, Возникновение политических партий в Грузии. Федералисты. Тбилиси, 1993, с. 256. (На груз яз.). 54. По данным тифлисской жандармерии, в 1905-1906 гг. в состав Федеративного Центрального комитета входили: А. Джорджадзе (председатель), Г. Деканозишвили (товарищ председателя), которого после его отъезда в Европу сменил Гр. Рцхиладзе, М. Адамашвили-Джавахишвили, А. Канчели, И. Бараташвили, К. Кавтарадзе, Я. Гуладзе, С. Пирцхалава, Ш. Дедабришвили, Е. Авалишвили.В 1907 г., после реорганизации партии на второй и третьей конференции, состав Федеративного Центрального комитета выглядел следующим образом: Г. Зданович (председатель), Гр. Рцхиладзе (товарищ председателя), С. Пирцхалава (товарищ председателя), В. Лордкипанидзе, А. Мдивани, А. Джабадари, Г.
Ласхишвили, К. Абашидзе, Е. Авалишвили, И. Мчедлишвили. Секретарями комитета были избраны П. Сургуладзе и В. Рцхиладзе. После того, как в связи с созданием Кутаисского комитета партии Г. Зданович и К. Абашидзе вышли из состава Федеративного Центрального комитета, вместо них на место председателя был избран А. Джабадари, а членом, – Я. Гуладзе. См.: Дм. Швелидзе, Возникновение политических партий в Грузии. Федералисты, с. 271-272. К этой информации, однако, следует отнестись с известной осторожностью, так как сведения полностью взяты из доклада агента «Случайный», сделанного им кавказскому районному охранному отделению в августе 1909 г. См.: ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1909. Оп. 239. Д. 202. Л. 41-44. В целом очень содержательный и обширный доклад наиболее информированного агента охранки в партии социалистов-федералистов, грешит, однако, многими фактическими ошибками, а также явно тенденциозной информацией. Наряду с этим следует добавить, что по последним сведениям, полученным «Случайным» к августу 1909 г., Федеративный Центральный комитет состоял из следующих лиц: А. Джабадари (председатель), С. Пирцхалава (товарищ председателя), Я. Гуладзе, Г. Ласхишвили, В. Лордкипанидзе, А. Мдивани, П. Сургуладзе, Е. Авалишвили, В. Рцхиладзе и В. Мусхелишвили. См.: Там же, л. 45. 55. H. Seton-Watson, The Russian empire 1801-1917, p. 670. 56. Г. Ласхишвили, Мемуары (1885-1915), с. 264-265. (На груз. яз.). 57. ЦГИАГ. Ф. 153. Оп. 1. Д. 1835. Л. 4. 58. То, что в реальности социалисты-федералисты имели отношение к упомянутому акту, предполагает и Дм. Швелидзе. См.: Дм. Швелидзе, Возникновение политических партий в Грузии. Федералисты, с. 299302. 59. Г. Ласхишвили, Мемуары (1885-1915), с. 246-247. 60. H. Seton-Watson, The Russian empire 1801-1917, p. 668. 61. Ibidem, p. 669. 62. Ibidem. 63. ЦГИАГ. Ф. 94. Оп. 1. Д. 369. Л. 1; ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1910. Оп. 240. Д. 2479. Л. 3. 64. ЦГИАГ. Ф. 94. Оп. 1. Д. 369. Л. 2. 65. ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1910. Оп. 240. Д. 2479. Л. 62. 66. F. Monstashari, On the Religious Frontier: Tsarist Russia and Islam in the Caucasus, London-New York, 2006, p. 107. 67. ЦГИАГ. Ф. 153. Оп. 1. Д. 1835. Л. 11 (об), 18 (об); ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1909. Оп. 239. Д. 202. Л. 174-175; ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1910. Оп. 240. Д. 2479. Л. 13, 16-17, 30-31, 33, 47-48, 58, 64. 68. ЦГИАГ. Ф. 153. Оп. 1. Д. 1835. Л. 7 (об.). 69. Там же, л. 3 (об). 70. ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1910. Оп. 240. Д. 2479. Л. 43. 71. Там же, л. 38-38 (об). 72. Там же, л. 39. 73. Там же, л. 40. 74. Там же, л. 40 (об). 75. Там же, л. 41. 76. Там же, л. 55-55(об). 77. Там же, л. 45-45 (об). 78. Там же, л. 55 (об.). 79. ЦГИАГ. Ф. 153. Оп. 1. Д. 1835. Л. 15–15 (об). 80. Там же, л. 152-153. 81. Г. Ласхишвили, Мемуары (1885-1915), с. 268-273. 82. М. Церетели – А. Френуа-Деканозишвили, 20. 11. 1910. Fonds Georges Dekanozichvili. Centre historique des archives nationales. CHAN, carton 345AP/1. По данным кавказского районного охранного отделения, руководители социалистов-федералистов надеялись, что с помощью кампании в европейской печати и привлечения к делу европейских политических деятелей, финнам удастся вынудить Петербург занять более примирительную позицию к вопросу автономии Финляндии. С целью координации действий грузин с финскими эмигрантами и был послан в Европу Михаил Церетели, выехавший туда в мае 1910 г. В сентябре он находился уже в Лондоне. См.: ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1910. Оп. 240. Д. 2479. Л. 70, 92. 83. Т. Сахокиа – А. Френуа-Деканозишвили, 20. 11. 1910. Fonds Georges Dekanozichvili. CHAN, carton 345AP/1. 84. ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1910. Оп. 240. Д. 2479. Л. 69. 85. ЦГИАГ. Ф. 94. Оп. 1. Д. 695. Л. 1. 86. Г. Ласхишвили, Мемуары (1885-1915), с. 279.
87. ЦГИАГ. Ф. 94. Оп. 1. Д. 695. Л. 1. 88. Там же, л. 1-1 (об.). 89. Г. Ласхишвили, Мемуары (1885-1915), с. 280. 90. ЦГИАГ. Ф. 94. Оп. 1. Д. 695. Л. 3. 91. Там же, л. 3 (об.). 92. ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1910. Оп. 240. Д. 2479. Л. 103. 93. Там же, л. 116. 94. Там же, л. 122. 95. Там же, л. 133-133 (об.), 144. 96. ЦГИАГ. Ф. 153. Оп. 1. Д. 1814. Л. 20-24 (об.), 30-34. По данным агента «Дворянин» от сентября 1909 г., Сургуладзе и директор тифлисской дворянской гимназии А. Мдивани являлись непосредственными инициаторами создания ученических партийных кружков социалистов-федералистов. ГАРФ. Ф. 102. ДПОО 1909. Оп. 239. Д. 202. Л. 72. 97. Г. Кереселидзе, Комитет независимости Грузии (1914-1918), с. 151. 98. В Нозадзе, События и дела прошедших лет, с. 121. 99. ЦГИАГ. Ф. 94. Оп. 1. Д. 695. Л. 1 (об); О. Джанелидзе, Очерки по истории националдемократической партии Грузии, с. 151-152. 100. Г. Кереселидзе, Комитет независимости Грузии (1914-1918), с. 152-153.
Первая мировая война в судьбах России и Кавказской туземной конной дивизии. Мусхаджиев Саид-Хасан Хамзатович, к.и.н., доцент кафедры истории государства и права ФГБОУ ВПО «МГТУ» Первая мировая война является одним из ключевых событий новейшего периода мировой истории. Она во многом определила глобальную трансформацию всего последующего времени. За четыре года произошла подлинная революция в экономике, коммуникациях, международная политики и в социальной системе мира. Первая мировая война придала особый акцент национальному вопросу. Она дала невиданный импульс технической революции, и при этом открыла невиданные глубины гуманитарного падения, на которые оказался способным человек вопреки всем достижениям цивилизации. Она фактически разрушила оптимистическую культуру Европы и смяла все достижения тогдашнего мироустройства, сделала насилие легитимным орудием разрешения международных споров и инструментом социальных перемен. Она оставила после себя невиданное озлобление народов, выплеснувшееся в отчуждение 20-30-х годов и кровавую драму Второй мировой войны. Названная Великой, Первая мировая война оставила раны, которые с трудом затягивает даже время. Современный английский автор пишет: "Великая война разбила сердца в масштабах, невиданных до норманнского завоевания и, слава Богу, неведомых за прошедшее тысячелетие. Она нанесла удар по рациональной и либеральной цивилизации европейского просвещения и, таким образом, по всей мировой цивилизации. Довоенная Европа хотя и была имперским центром,
вызывала уважение приверженностью принципам конституционализма, правлением закона и представительными правительствами Послевоенная Европа лишилась доверия к этим принципам Они были потеряны в России после 1917 года, в Италии после 1922 года, в Германии в 1933 году, в Испании после 1936 года... Тоталитаризм стал политическим продолжением войны другими средствами"[1]. Россия вступила в Первую мировую войну на стороне «Антанты», совместно с Англией и Францией; к этому союзу она шла с 90-х гг. XIX в., когда стали складываться два противостоящих международных блока государств. Русское самодержавие преследовало и свои собственные цели, в том числе и на Черном море, что привело к столкновению с Турцией. Османская Империя выступала на стороне «Тройственного союза» - австро-германского альянса. Наиболее активные «пантюрксисты», опираясь на этот союз, пытались реализовать свои национальные интересы на Кавказе и Крыму, мечтали объединить под главенством Турции все российские мусульманские народы, включая «долины Волги и Камы» с татарским населением. 16-17 октября 1914 г. турецкий военный флот без объявления войны напал на черноморские порты России, в том числе и на Новороссийск. В ответ на это 20 октября 1914 г. Россия объявила войну Турции. В связи с началом войны особую активность на Кавказе проявляли «пантюрксисты». 11 ноября 1914 г. глава мусульманского духовенства в Стамбуле призвал «весь исламский мир подняться на священную войну против государств Антанты». На Кавказ было тайно переправлено до 60 турецких агентов. Кавказ занимал не последнее место и в планах империалистических стран Запада. Немецкая буржуазия и прусское юнкерство рассчитывали найти здесь богатые земли и природные ресурсы. Наиболее откровенные планы раздела Кавказа нашли свое выражение в книге «Кавказ в мировой войне», опубликованной в 1916 г. в городе Ваймар в Германии. Ее автор писал: «Наши политики должны думать над тем, чтобы после поражения России организовать христианскую Грузию в виде Южно-Кавказского буферного государства», которое должно было «граничить с нейтральным Кавказским мусульманским государством вблизи от границ России и Турции».[2] В январе 1917 г. начальник Бакинского губернского жандармского управления доносил наместнику на Кавказе генералу Орлову, что «между мусульманами Дагестана и Терской области состоялось соглашение, по которому они обязались ни в коем случае людей на работы не давать и в случае насилия со стороны властей оказать вооруженное сопротивление, взаимно поддерживая друг друга. В Терской области, по слухам, был создан комитет по организации восстания, который раздал мусульманам деньги для приобретения оружия». В донесении отмечалось, что «проявляемая мусульманами до сего времени лояльность зависит, главным образом, от успехов русского оружия на фронте». С самого начала войны при их непосредственном покровительстве шло формирование «добровольческих» полков, которые вошли в Кавказскую конную
туземную дивизию, более известную по названием «дикой». В ее состав вошли шесть полков: Чеченский, Дагестанский, Кабардинский, Ингушский, Татарский и Черкесский. Командный состав состоял в значительной части из представителей горской знати, царских офицеров, получивших венную подготовку в российских военных учебных заведениях. На чеченцев и другие горские народы власти пытались воздействовать и через мусульманское духовенство, местных авторитетов, горское офицерство. От имени чеченского народа в местной печати были опубликованы верно подданнические заявления, подписанные Чермоевым, Алиевым, Арсанукаевым и др., в которых выражалась готовность пойти на жертвы «во имя победы над германскими полчищами». Подписавшие заявления заверяли правительство, что Чечня, чтобы «быстрее приблизить час победы», даст добровольцев, будет способствовать снаряжению армии, для чего организует сбор средств населения и пр. Туземную дивизию возглавил родной брат императора великий князь Михаил Александрович, хоть и находившийся в политической опале, но весьма популярный, как в народе, так и среди аристократии. Поэтому служба в рядах дивизии сразу стала привлекательной для представителей высшей российской знати, занявшей большинство командных постов в дивизии. Здесь были грузинские князья Багратион, Чавчавадзе, Дадиани, Орбелиани, горские султаны: Бекович-Черкасский, Хагандоков, ханы Эриванские, ханы Шамхалы-Тарковские, польский князь Радзивилл, представители старинных русских фамилий князья Гагарин, СвятополкМирский, графы Келлер, Воронцов-Дашков, Толстой, Лодыженский, Половцев, Старосельский; принцы Наполеон-Мюрат, Альбрехт, барон Врангель, персидский принц Фазула Мирза Каджар и другие. Особенности формирования соединения и менталитет его личного состава оказали значительное влияние на дисциплинарную практику в частях и моральнопсихологическое состояние всадников (именно так назывались рядовые бойцы дивизии). В национальных полках поддерживалась иерархическая структура, сходная со структурой большой позднеродовой семьи, свойственной всем горским народам. Многие всадники были близкими или дальними родственниками. По свидетельству молодого офицера Ингушского полка А.П. Маркова, представители ингушской семьи Мальсаговых в этом полку были «столь многочисленны, что при сформировании полка на Кавказе был даже проект создать из представителей этой фамилии отдельную сотню». Нередко в полках можно было встретить представителей нескольких поколений одной семьи. Известен случай, когда в 1914 г. ушел на войну со своим отцом двенадцатилетний чеченский юноша Абубакар Джургаев. Вообще число желающих служить в дивизии всегда превышало штатные возможности полков. Несомненно, родство многих всадников способствовало
укреплению дисциплины в полку. Некоторые иногда «отлучались» на Кавказ, но с обязательной заменой себя братом, племянником и т.д. Внутренний распорядок в дивизии значительно отличался от распорядка кадровых частей русской армии, поддерживались традиционные для горских обществ отношения. Здесь не существовало обращения на «вы», офицеров не почитали за господ, уважение всадников они должны был заслужить храбростью на поле боя. Честь отдавалась только офицерам своего полка, реже – дивизии, из-за чего нередко случались «истории». С декабря 1914 г. дивизия находилась на Юго-Западном фронте и хорошо зарекомендовала себя в боях против австро-венгерской армии, о чем регулярно сообщалось в приказах вышестоящего начальства. Уже в первых, декабрьских боях отличилась 2-я бригада дивизии в составе Татарского и Чеченского полков, контратаковавшая проникшие в тыл части противника в районе деревни ВерховинаБыстра и высоты 1251. Бригада по плохим дорогам и глубокому снегу обошла австрийцев с тылу и нанесла сокрушительный удар противнику, взяв в плен 9 офицеров и 458 рядовых. За умелое командование полковник К.Н. Хагандоков был представлен к чину генерал-майора, а многие всадники получили свои первые боевые награды – «солдатские» Георгиевские кресты.[3] «Дикая дивизия» принимала участие и в знаменитом Брусиловском прорыве летом 1916 г., правда, не сумела там серьезно отличиться. Причиной тому стала общая установка командования 9-й армией на использование кавалерии в виде армейского резерва, а не в качестве эшелона развития успеха, вследствие чего вся армейская конница была рассеяна побригадно по фронту и существенного влияния на ход боев не оказала. Тем не менее, в целом ряде боев горские всадники дивизии сумели отличиться. Например, еще до начала общего наступления они поспособствовали форсированию разделявшей противостоящие стороны реку Днестр. В ночь на 30 мая 1916 г. есаул Чеченского полка князь Дадиани с полусотней своей 4-й сотни переправился вплавь через реку у селения Ивание под ожесточенным ружейным и пулеметным огнем противника, захватил плацдарм. Это дало возможность переправиться на правый берег Днестра Чеченскому, Черкесскому, Ингушскому, Татарскому полкам, а также Заамурскому полку 1-й конной дивизии. Подвиг чеченцев, первыми из русских войск переправившихся на правый берег Днестра, не прошел мимо высочайшего внимания: император Николай II наградил всех 60 всадников-чеченцев, участвовавших в переправе Георгиевскими крестами разных степеней. За годы войны через ряды «Дикой» дивизии прошло около 7000 горцев. Известно, что к марту 1916 г. дивизия потеряла убитыми и умершими от ран 23 офицера, 260 всадников и нижних чинов. Ранеными числились 144 офицера и 1438 всадников. Многие всадники могли гордиться не одной георгиевской наградой. Любопытно отметить, что для инородцев в Российской империи был предусмотрен крест с
изображением не Святого Георгия – защитника христиан, а с государственным гербом. Всадники очень возмущались тем, что им вручают «птичку» вместо «джигита» и, в конце концов, добились своего.[4] Алексей Арсеньев, царский офицер и юрист по образованию в очерке «Кавказская туземная конная дивизия» писал: «Большинство горцев славной «Дикой Дивизии» были или внуками, или - даже сыновьями бывших врагов России. На войну они пошли за нее по своей доброй воле, будучи никем и ничем не принуждаемы; в истории «Дикой Дивизии» - нет ни единого случая даже единоличного дезертирства.»[5] Февральскую революцию всадники «Дикой» дивизии встретили с растерянностью. После Николая II от престола отрекся недавний начальник дивизии великий князь Михаил Александрович. «Тщетно пытались полковые и сотенные командиры втолковать своим «туземцам», что такое случилось… «Туземцы» многого не понимали и, прежде всего, не понимали, как это можно быть «без царя». Слова «Временное правительство» ничего не говорили этим лихим наездникам с Кавказа и решительно никаких образов не будили в их восточном воображении». Революционные новообразования в виде дивизионных, полковых и проч. комитетов затронули и Туземную дивизию. Однако здесь в их «устройстве» самое деятельное участие принял старший командный состав полков и дивизии, а дивизионный комитет возглавил командир Черкесского полка Султан Крым-Гирей. В дивизии сохранилось чинопочитание. Самым революционным очагом в дивизии стала команда матросов-пулеметчиков Балтийского флота, приписанная к соединению еще до революции. В сравнении с ними «туземцы выглядели гораздо тактичнее и сдержаннее». Так что, уже в начале апреля П.А. Половцев мог с облегчением объявить, что в его родной Татарский полк «выходит из горнила революции в полном порядке». Аналогичная ситуация была и в других полках. Историк О.Л Опрышко объясняет сохранение дисциплины в дивизии особой атмосферой, не характерной для прочих частей русской армии: добровольным характером службы и кровными и земляческими узами, которые скрепляли воинский коллектив.[6] Нетипичная для того времени организованность дивизии уже давно снискала ей славу «контрреволюционной», что в равной мере беспокоило и Временное правительство, и советскую власть. Во время отступления войск Юго-Западного фронта этот образ укрепился благодаря тому, что сотни дивизии брали на себя охрану штабов от возможных покушений дезертиров. По словам Багратиона, «одно присутствие… кавказцев обуздает преступное намерение дезертиров, а если понадобится, то сотни явятся по тревоге». В качестве ударной силы Корнилов выбрал 3-й конный корпус казаков под командованием генерал-лейтенанта А.М. Крымова и Туземную дивизию, «как части, способные устоять от разлагающего влияния Петроградского Совета…». Еще 10
августа по приказу нового Верховного Главнокомандующего генерала от инфантерии Л.Г. Корнилова «Дикая дивизия» начала переброску на Северный фронт, в район станции Дно. Характерно, что слухи о переброске дивизии в Петроград для «наведения порядка», носились уже давно, и ее офицерам приходилось периодически выступать в прессе с опровержениями. По данным А.П. Маркова, переброска дивизии в Петроград планировалась еще в декабре 1916 г. – царское правительство рассчитывало ею «укрепить гарнизон» столицы, не полагаясь более на распропагандированные запасные пехотные части. По утверждению первого историографа дивизии Н.Н. Брешко-Брешковского реакционные и монархические настроения преобладали в офицерской среде. В уста главного героя своего романа-хроники он вкладывает такое характерное восклицание: «Кто может оказать нам сопротивление? Кто? Эти разложившиеся банды трусов, не бывавших в огне…? Только бы нам дойти, физически дойти до Петрограда, а уж успех вне всяких сомнений!... Встанут все военные училища, встанет все лучшее, все то, что жаждет только сигнала к освобождению от шайки международных преступников, засевших в Смольном!...» Ключевое значение имели переговоры утром 30 августа на станции Вырица, в которых участвовали генерал Багратион, мусульманские представители, депутаты Петросовета, члены полковых и дивизионных комитетов, командиры полков, многие офицеры. Из Владикавказа пришла телеграмма ЦК Союза объединенных горцев Кавказа, запрещавшего «под страхом проклятия ваших матерей и детей принимать участие во внутренней войне, учиняемой с неизвестными нам вам целями». Было принято решение ни в коем случае не участвовать в походе «против русских» и избрана делегация к Керенскому, состоявшая из 68 человек во главе с полковником Султаном Крым-Гиреем. 1 сентября делегация была принята Временным правительством и заверила последнее в своем полном подчинении. Багратион, слывший безвольным начальником, занял пассивную позицию в происходивших событиях, предпочтя плыть по течению. Он был смещен правительством, так же как Гагарин и начальник штаба корпуса В. Гатовский. Корпусу была обещана немедленная отправка на Кавказ на отдых и доукомплектование. В командование («как демократ») вступил бывший начальник штаба Туземной дивизии генерал-лейтенант Половцев, уже успевший побывать в должности командующего войсками Петроградского военного округа. Полки Туземной дивизии отказались участвовать в мятеже, однако и большевистская пропаганда в ней не пустила глубоких корней. В сентябре 1917 г. ряд офицеров полка выступили в прессе, а также на 2-м горском съезде во Владикавказе с заявлением о том, что до конца не знали целей своего
движения на Петербург. В условиях, когда гражданская война была уже близка, мотив межнационального столкновения, связанный с использованием в выступлении Корнилова Туземной дивизии особенно смущал участников конфликта, стал жупелом, придававшим надвигающимся событиям зловещий оттенок. В октябре 1917 г. части Кавказского Туземного конного корпуса прибыли на Северный Кавказ в районы их формирования и волей-неволей стали участниками революционного процесса и Гражданской войны в регионе. В начавшейся в 1917 г. гражданской войне Россия потеряла от семи до десяти миллионов своих граждан - в пять раз больше, чем она потеряла в Первой мировой войне.[7] Экзамен России на цивилизационную зрелость пришелся на период 1914-1917 годов. Россия, в случае победы в Первой мировой воине, должна была войти в Центральную Европу, в Средиземноморье и принять непосредственное участие в создании в Европе такого политического порядка, при котором треугольник Россия Британия - Франция определял бы развитие всего евразийского континента. Залогом "окончательного" завершения интеграции России в Европу стал союз с европейским Западом, с Парижем и Лондоном - невиданный доселе эксперимент в дипломатической истории русского государства. Истоки современной истории России надо искать в 1914 году. Первая Мировая война открыла новый пласт российской национальной истории, создала предпосылки революции, гражданской войны, «эру социализма» и многих десятилетий разобщения с Европой. Эта война служит водоразделом между естественно-историческим, эволюционным развитием и, с другой стороны, зигзагообразным - со взлетами и падениями - революционным составляющим России. Последний век прошел под знаком противостояния двух систем, в котором Россия играла ключевую роль. Между 1914 и 2014 годами лежат пропасти двух Мировых войн и холодной войны, рецидивы которой мы ощущаем и сегодня. Список использованной литературы: [1] Keegan J. The First World War. New York, 1998. p. 4,8. [2] История Чечни с древнейших времен до наших дней. В 2-х т.т. II. История Чечни ХХ и начала ХХI вв. Грозный, 2008. с. 98-100. [3] http://www.kavkazoved.info/news/2014/01/03/dikaya-divizia-gorcy-na-frontah-pervoj-mirovoj-vojny-i-vrevoljucionnyh-sobytijah-1917-g..html [4] Там же. [5] Опрышко О. Л. Кавказская конная дивизия. 1914-1917. Возвращение из небытия. Нальчик: «ЭльФа», 2007. с. 3. [6] Опрышко О. Л. Кавказская конная дивизия. 1914-1917. Возвращение из небытия. Нальчик: «ЭльФа», 2007. с. 116. [7] Уткин А. Первая мировая война. М.: Эксмо, 2002. c. 496. Из материалов международной научной конференции «Первая Мировая война и Азербайджан». Труды института истории НАН Азербайджана, спецвыпуск 48,49,50 за 2014 г. Баку
Из истории боевого содружества народов Кавказа в годы Первой мировой войны: азербайджанцы в Кавказской конной дивизии. Аскер ПАНЕШ, Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований им. Т. М. Керашева В статье рассматривается участие азербайджанцев в Первой мировой войне в составе Кавказской конной дивизии. Рассмотрены события, характеризующие боевое содружество народов Кавказа в годы Первой мировой войны. Ключевые слова: Азербайджан, война, Кавказ, конная дивизия HISTORY Comradeship peoples of the Caucasus during the First World War: AZERBAIJANIS in Caucasian Cavalry Division The article deals with the participation of Azerbaijanis in the First World War as part of the Caucasian Cavalry Division. Considered events characterizing comradeship peoples of the Caucasus during the First World War. Keywords: Azerbaijan, war, Caucasus Cavalry Division В 1914 году в составе российской армии была сформирована Кавказская туземная конная дивизия, более известная как «Дикая дивизия».Она была сформирована из добровольцев-мусульман, уроженцев Кавказа и Закавказья, которые, по российскому законодательству того времени не подлежали призыву на военную службу. В ее состав входили полки - Кабардинский, 2-й Дагестанский, Чеченский, Татарский, Черкесский и Ингушский, стали гордостью российской армии. Это было поистине уникальное воинское соединение по своей организации, многонациональному составу всадников и офицеров, по царившему между ними духу воинского братства, солидарности и взаимовыручки, что в наше сложное время должно служить для всех нас непреходящим уроком взаимопонимания, человечности и уважения друг к другу.[1, с. 5]. Одним из значительных подразделений Кавказской дивизии являлся Татарский конный полк, который начал формироваться 9 августа 1914 г. в городе Елисаветполе (название города Гянджи в 1804–1918 гг.[2, с. 167].
Согласно утвержденным штатам каждый конный полк состоял из 22 офицеров, 3 военных чиновников, 1 полкового муллы, 575 строевых нижних чинов (всадников) и 68 нестроевых нижних чинов. Полки дивизии были объединены в три бригады. Татарский конный полк вместе с Чеченским конным полком входил в состав 2-й бригады. [3]. Командные должности в дивизии занимали преимущественно представители аристократических фамилий. Первым начальником Кавказской туземной конной дивизии был назначен младший брат императора генерал-майор великий князь Михаил Алек-сандрович. Командиром же азербайджанского Татарского конного полка был назначен генерального штаба подполковник Пётр Александрович Половцов. Сохранилось немало документальных свидетельств о моральном духе, царившем среди воинов дивизии. Так, А. А. Арсеньев, говоря, о высокой дисциплине, существовавшей в дивизии, подчеркивает, что в первую очередь это было связано с тем, что «всякий мусульманин воспитан в чувстве почтения к старшим — это поддерживалось «адатами»-горскими обычаями». [4, с. 9,10]. В начале тридцатых годов в эмигрантском издательстве в Риге вышла книга Н. Н. Брешко-Брешковского «Дикая дивизия». В ней очень ярко и выразительно написано о Кавказской конной дивизии. Автор неоднократно бывал на фронте в дивизии и ее полках, близко знал многих ее офицеров, встречался с всадниками.«В то время горцы Кавказа и «степные» народы Туркестана, - пишет Брешко-Брешковский,- не отбывали воинской повинности», однако при любви их к оружию и к лошади, любви пламенной, привитой с раннего детства, при восточном тяготении к чинам, отличиям, повышениям и наградам, путем добровольческого комплектования можно было бы создать несколько чудесных кавалерийских дивизий из мусульман Кавказа и Туркестана. Можно было бы, но к этому не прибегали». Автор отвечает на этот вопрос следующим образом: «Если из опасения вооружить и научить военному делу несколько тысяч инородческих всадников — напрасно! На мусульман всегда можно было вернее положиться, чем на христианские народы, влившиеся в состав Российского Царства. Именно они, мусульмане, были бы надежной опорой власти и трона. Революционное лихолетье дало много ярких доказательств, что горцы Кавказа были до конца верны присяге, чувству долга и воинской чести и доблести...». [5, c. 8]. В начале ноября 1914 г. Кавказская туземная конная дивизия была включена в состав 2-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Гусейн-хана Нахичеванского. В составе 2-й бригады Кавказской туземной конной дивизии Чеченский и Татарский конные полки зимой 1914/1915 г. участвовали в боевых действиях против австрогерманских войск в Галиции и на Карпатах.
В качестве яркого примера боевого отличия азербайджанцев можно привести описание сражения 15 февраля 1915 г. за стратегически важную деревню Брынь, когда полк «атаковал в лесу австрийцев, выбил их из ряда окопов и, несмотря на охват левого своего фланга и на дважды повторенные разрешения отойти, упорно держался на захваченном месте и своим упорством дал возможность разбить колонну австрийцев, обходящих правый фланг, чем обеспечил взятие деревни Брынь». [3]. Командир Татарского полка П. А. Половцов за этот бой был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. В телеграмме Елисаветпольскому губернатору он отмечал, что «Татарский полк первым из Туземной дивизии заслужил своему командиру Георгиевский крест. Гордясь высокой наградой, считаю ее исключительно лестной оценкой высоких воинских качеств и беззаветной отваги татарских всадников. Прошу вас принять выражение моего глубочайшего восхищения перед беспримерной доблестью мусульманских воинов Елисаветпольской губернии» [6, с. 15]. В дальнейшем полк участвовал в ожесточенных боях, развернувшихся в междуречье рек Прута и Днестра и на р. Днестр, в ходе которых он понёс значительные потери. В начале 1916 г.в командном составе дивизии произошли большие изменения. Командиром дивизии был назначен генерал-майор (генерал-лейтенант с 12 июля 1916 г.) князь Дмитрий Петрович Багратион. Начальником штаба дивизии стал командир Татарского конного полка полковник Половцов. Полковник Кабардинского конного полка, происходивший из старинного кабардинского княжеского рода, князь Федор Николаевич Бекович-Черкасский 25 февраля 1916 г. был назначен 2-м командиром Татарского конного полка. Летом 1916 г. Татарский конный полк участвует в успешном наступлении войск Юго-Западного фронта – знаменитом «Брусиловском прорыве». И офицеры, и рядовые полка проявляли чудеса храбрости и героизма. Георгиевскими крестами 4-й степени за конную атаку были награждены уроженец селения Юхары Айыплы Елизаветпольского уезда всадник Паша Рустамов, уроженец города Шуша Халил Бек Гасумов и вольноопределяющийся принц Идрис Ага Каджар (брат командира Чеченского полка Фейзулла Мирзы Каджара). В конце 1916 г. Кавказская конная дивизия в составе 9-й армии участвовала в боевых действиях Румынского фронта на территории Южной Буковины. В начале 1917 г. Кавказская конная дивизия после тяжелых боев на Румынском фронте находилась на отдыхе в Бессарабии. В мае 1917 г. в командном составе дивизии вновь произошли изменения.7 мая 1917 г. командир Чеченского конного полка азербайджанец полковник принц Фазулламирза Каджар за боевое отличие был произведен в генерал-майоры, а 30 мая того же года он был назначен командиром 2-й бригады дивизии в составе Татарского и Чеченского полков. 14 мая 1917 г. командир Татарского конного полка полковник князьБекович-Черкасский был назначен командиром 1-го гвардейского
Кирасирского полка. Командиром же Татарского конного полка 5 июля 1917 г. был назначен полковник грузинский князь Леван Луарсабович Магалов. Летом 1917 г. дивизия возвращается в состав Юго-Западного фронта и принимает участие в последней наступательной операции русских войск на территории Галиции. В период летнего наступления войск Юго-Западного фронта Татарский конный полк в составе второй бригады действовал западнее города Станиславов. В конце августа 1917 г. бывший верховный главнокомандующий генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов поднял мятеж, намереваясь установить в стране военную диктатуру. В своих целях он пытался использовать и части дивизии, которым были отданы приказы о движении на Петроград. Но плохо организованная операция привела к ее провалу. Так, например, как пишет в своих воспоминаниях П.А. Половцов, князь Магалов во главе Татарского конного полка «нёсся впереди, но принужден был остановиться, получив на то несколько категорических приказаний»[7, с.45]. После провала мятежа начальник Кавказской туземной конной дивизии князь Багратион с депутатами от полков дивизии был вынужден приехать в Петроград для объяснений с председателем Временного правительства. Депутатов прислали все полки Кавказской туземной конной дивизии за исключением Татарского конного полка, «отказавшегося послать делегатов на том основании, что, мол, извиняться нам нечего, ибо мы только исполняли приказания начальников и, кроме того, прекрасно знали, на что шли».[7, с.47]. Тогда же, в конце августа, было принято решение переформировать Кавказскую туземную конную дивизию в Кавказский туземный конный корпус. С августа по ноябрь 1917 г. корпус сменил трех командиров, в том числе и генераллейтенанта Петра Александровича Половцова, командовавшего корпусом в сентябре – октябре 1917 г. Командиром же 1-й Кавказской туземной конной дивизии стал азербайджанец генерал-майор принц Фазулла-мирза Каджар. По возвращении на Кавказ полки Кавказской туземной конной дивизии дислоцируются в местах своего комплектования (Татарский конный полк – на территории Елисаветпольской губернии) и постепенно демобилизуются. К январю 1918 г. Кавказский туземный конный корпус фактически прекратил свое существование. В конце 1917 г. решением Особого Закавказского комитета было начато формирование Мусульманского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Али-ага Шихлинского. Корпус в общих чертах был сформирован к концу апреля – началу мая 1918 г. В состав корпуса вошел и Татарский конный полк. После передислокации Мусульманского корпуса из Тифлиса в Гянджу корпус стал основой армии Азербайджанской Демократической Республики 1918–1920 гг., а Татарский конный полк одним из ее формирований.
Воины Татарского конного полка были удостоены многочисленных боевых наград. Особо отличившиеся унтер-офицеры и рядовые всадники были награждены Георгиевскими крестами, в том числе несколько всадников полка стали полными Георгиевскими кавалерами, то есть награжденными Георгиевскими крестами всех четырех степеней. Стоит отметить, что за годы войны через службу в Татарском конном полку прошло свыше шестидесяти офицеров разных национальностей. Более половины из них составляли русские офицеры, служили также азербайджанцы, грузины, кабардинцы, осетины, абхазцы. Были офицеры украинского, немецкого, татарского, шотландского, французского и польского происхождения. Шесть офицеров полка были удостоены ордена Св. Георгия 4-й ст., пять офицеров, в том числе двое азербайджанцев – корнет Джамшид-хан Нахичеванский и штабсротмистр Джелал-бек Султанов, были награждены Георгиевским оружием, причем, штабс-ротмистр Джелал-бек Султанов – посмертно. Азербайджанские по происхождению офицеры служили и в других полках Кавказской туземной конной дивизии, в которых также отличались высокими наградами. Так, среди награжденных Георгиевским оружием был и ротмистр Кабардинского конного полка Керим-хан Эриванский. Командир же Чеченского конного полка – азербайджанец принц Фазулла-мирза Каджар – за отличие в Татарском конном полку был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. Воины Татарского полка Кавказской конной дивизии своей отвагой, неисчислимыми подвигами и верностью воинскому долгу снискали заслуженную славу в армии и в целом в России. Литература: 1. ОпрышкоО. Л.Кавказская конная дивизия. 1914-1917. Возвращение из небытия. Нальчик, 2007. 2. Звегинцев В. В. Хронология русской армии. 1700-1917 гг. Париж, 1962. 3. Исмаилов Э. Э. Азербайджанские иррегулярные части в составе русской императорской армии. Татарский конный полк. [Электронный ресурс]URL: svrt.ru/lib/savel-2013/ismailov.pdf. (Дата обращения: 17. 05. 2014). 4. Арсеньев А. Кавказская Туземная Конная Дивизия // Военно-исторический вестник. Париж, 1958. 5. Брешко-Брешковский Н. Н. Дикая Дивизия. М., 2007. 6. Исмаилов Э. Э. Указ.соч. 7. Половцов П.А. Дни затмения: (Записки главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала П.А. Половцова в 1917 году). Москва, 1999. Из материалов международной научной конференции «Первая Мировая война и Азербайджан». Труды института истории НАН Азербайджана, спецвыпуск 48,49,50 за 2014 г. Баку
Первая мировая война в воспоминаниях кавказских мухаджиров (по материалам книги Хамзы османа Эркана «Горстка храбрецов» ). Ахмед Муртазалиев Институт ЯЛИ им. Г.Цадасы ДНЦ РАН Участие кавказских мухаджиров — граждан Османской империи в Первой мировой войне — тема практически не исследованная в исторической науке. Но она нашла свое отражение в редких сочинениях мемуарного характера, авторами которых являются непосредственные участники войны, выходцы с Кавказа. К таким произведениям относится и книга воспоминаний Хамзы Османа Эркана[1] «Горстка храбрецов» ("Bir Avuç Kahraman")[2], опубликованная в Стамбуле (издательство «Инкылап Китапэви», 1946). Несколько слов об авторе книги. Хамза Осман Эркан (1898–1968) - правнук имама Шамиля по материнской линии (сын Написат, дочери Газимухаммада, старшего сына имама). Родился в Медине, где получил начальное образование. Затем продолжил образование в Стамбульском лицее. В Женевском и Парижском университетах получил специальность экономиста и банковского работника. В годы Первой мировой войны в составе отряда «Османские добровольцы» («Osmancık»), сформированного из выходцев с Северного Кавказа, участвовал в боях против англичан на иракском фронте. Был награжден медалью за храбрость. Автор военных мемуаров «Горстка храбрецов» («Bir Avuç Kahraman») и «От Женевы до раскаленной пустыни: Военные и путевые записи» («Cenevreden «Muntefik» cöllerine: Harp ve Seyahat notları»). В композиционном плане книга «Горстка храбрецов» состоит из краткого вступления, четырех небольших, самостоятельных рассказов, объединенных общей темой, идеей и ходом авторской мысли. В предисловии прямо указывается, кому писатель посвящает свое сочинение: «Эту книгу посвящаю священным душам дорогих героев, павших на поле брани за родину, выполняя свой долг». Здесь же приводится письмо депутата турецкого парламента Джевдета Керима Инджедайы от 27 февраля 1946 года, в котором дается высокая оценка как содержанию книги, так и самому автору, как участнику описываемых событий: «Дорогой брат Хамза Эркан! Я получил отправленную Вами книгу. Прочитал повествование о героических подвигах, достойных места в истории. Вы заставили меня пережить сладкое волнение. Передо мной ожил молодой Осман в прежней жизни. Я от души поздравляю Вас за то, что Вы были среди тех героев, за то, что Вы их прекрасно оживили. Горячо и с любовью целую Ваши глаза»[3,5]. В первом рассказе «Добровольческий отряд ״Османджик«( »״Osmancık Gönüllü Taburu»), который предваряется эпиграфом – словами Шопенгауэра: «Самое высокое призвание, достигнутое на протяжении всей человеческой жизни, –
подвиг», говорится о событиях в начале первой мировой войны, происходивших на иракском фронте в районе г. Басра. Уже с первых строк повествования автор заявляет предмет своих воспоминаний: «Я расскажу о горстке героев, которые в первые дни обороны Ирака месяцами противостояли превосходящим силам противника в сражении, происходившем напротив укрепленного пункта Шуайбе и в болотистой местности Корна, по которому несет свои воды Шаттулараб, образованная слиянием рек Тигр и Евфрат»[4,6]. Непосредственно рассказу о сражениях, участником которых был и сам автор, предшествует история формирования в Стамбуле добровольческого отряда «Османджик», называются имена его организаторов и командиров: майор Джемальбей, майор Хайры-бей, старший лейтенант Назиллили Фуат, доктор майор Синоплу Сефер, майор Фатихли Лютфи, старший лейтенант Юсуф Зия, доктор Дерсимли Риза, майор Авни Бояджи Кой, писарь Манастырлы Сейфи и другие. Некоторый лиризм в суровые и жестокие картины воспоминаний о войне вносят мысли о доме и родных, навеянные молодому Хамзе Осману природой, которой он любуется из окна вагона во время следования на фронт: «Какое красивое озеро и лес, растянувшиеся до Сапанджи… Особенно озеро Сапанджи напомнило мне швейцарские озера, Швейцарию, мать, братьев и сестер, которые остались там, свою школу. Каждая минута все больше отделяла меня от них»[5,10]. Из воспоминаний, связанных с Первой мировой войной, как отмечает автор, знаковыми для него были военные события в Ираке, в окрестностях города Басра, оборона местности «Рота»[6,8-9]. Повествуя о былых сражениях, Хамза Осман отдает дань уважения своим боевым соратникам, в первую очередь простым бойцам отряда, погибшим в пустыне. Упор делается на том, какие неимоверные лишения пришлось им перенести в военных условиях («разорванные в клочья одежда, полуголые тела, без воды и еды, большинство были словно скелеты…»[7,10]). Центральное место в сочинении занимает описание в подробнейших деталях картины сражения при реки Шаттулараб, которое произошло 20 января 1915 года между турками и англичанами. Отмечая героизм офицеров и бойцов добровольческого отряда «Османджик», в центр повествования автор выводит образ командира отряда Джемиль-бея: «Поднимая в этом сражении в атаку самых смелых и храбрых добровольцев отряда «Османджик», майор Джемиль-бей был ранен в грудь и спину осколком шрапнели. Не придавая абсолютно никакого значения своему ранению, он с криком: “В атаку! В атаку, мои сыны!” сделал пару шагов вперед, пролил несколько капель крови на горячий песок и упал на месте… Тяжелый стон, напомнивший стон льва, был последним его звуком…»[8,13]. Рассказ завершается философским обобщением автора о понятии человеческого подвига: «Люди рождаются, живут, умирают, многих умерших забывают. Не
забываются имена тех, кто показал свое величие, сделал добрые дела ради народа, родины, людей»[9,15]. Последующие рассказы посвящены конкретным лицам, военным, с которыми в разные периоды своей тревожной жизни приходилось сталкиваться Хамзе Осману Эркану. Собственно говоря, это даже не рассказы, а своего рода портретные зарисовки. Здесь посредством личностного, субъективного отношения к этим историческим лицам, автор представляет их широкому кругу читателей как настоящих народных героев. Это Аджеми Садун-паша, подполковник Сулейман Аскери и генерал Мехмет Фазиль. В сюжетной основе этих рассказов лежат наиболее яркие страницы военной и жизненной биографии каждого из этих героев, эпизоды боевых столкновений и сражений, в которых раскрываются главные черты их характера, человеческие и профессиональные качества. Все это преломляется через сознание и видение автора. В своих оценках и выводах Хамза Осман Эркан выделяет смелость, героизм и преданность родине этих неординарных личностей. Вот, например, лаконичная, вместе с тем достаточно высокая оценка одного из героев – Аджеми Садуна-паши: «В тот день я впервые увидел вождя кочевого племени мюнтефик, который снился по ночам передовым позициям вражеских сил, наводя на них ужас, разгоняя их сон, и о котором мы слышали легенды и рассказы начиная от самого Багдада»[10,18]. В рассказе «Подполковник Сулейман Аскери» («Yarbay Süleyman Askeri») повествование предваряется размышлениями о нравственной стороне написания мемуаров, воспоминаний, которыми автор, считающий это занятие долгом каждого перед памятью тех, кто отдал жизнь за родину, делится с читателями. Основная часть повествования состоит из кратких эпизодов основных этапов жизни Сулеймана Аскери, дополняемые авторской характеристикой его личности. Сулейман Аскери, как вспоминает Хамза Осман, был известным деятелем младотурецкого общества «Единение и прогресс» («İttihad ve Terakki»), активным участником событий 1908 года, когда в Османской империи произошла буржуазная революция и была принята вторая конституция. Автор прямо называет его революционером («inkilabci»), подчеркивая тем самым социально-политическую платформу и идеологические позиции своего героя. В качестве военного Сулейман Аскери принимал участие в войне против Италии, был среди участников обороны Бенгази (Ливия). После окончания войны в звании майора он преподавал в жандармском училище в Багдаде, там же командовал Специальным соединением («Teşkilatı Mahsusa»). Во время Балканской войны Сулейман Аскери возглавлял Временное правительство Западной Тракии[11] и сделал все, чтобы освободить эту территорию от врага. Дополняя биографические сведения о своем друге собственными оценками его личных качеств, Хамза Осман добивается создания полноценного портрета
подполковника Сулеймана Аскери. В его оценках содержится нескрываемое восхищение другом и уважение к нему, подчеркивается исключительная отвага и готовность боевого товарища пожертвовать своей жизнью ради высоких идеалов: «Исключительно храбрый, умный и большой патриот. В нем был высокий моральный дух. В личности этого отважного и необыкновенного командира я впервые познал, насколько ценным является храбрость и самоотверженность в человеческом характере»[12,23]. В подтверждение своих слов автор приводит один из эпизодов сражения вблизи Басры во время Первой мировой войны, в котором проявились высокие командирские и человеческие качества Сулеймана Аскери: «Было послеобеденное время третьего, последнего трагического дня этих боев. Командир Сулейман Аскери-бей, раненый, лежа в носилках, следил за ходом сражения. Огорченный тем, что наши многократные усилия не дают результатов, он с большим усилием привстал с носилок и попытался принять участие в бою, броситься на передовую. Но, будучи серьезно раненным пулей в ногу, он никак не смог сесть на нее и вновь бросил себя на носилки с полными от слез глазами»[13,23-25]. Последний рассказ «Генерал Мехмет Фазиль» («General Mehmet Fazıl») посвящен личности выдающегося военного и государственного деятеля Османской империи конца ХIХ – начала ХХ века Мухаммада Фазиля-паши Дагестанлы[14]. Целью этого небольшого повествования является попытка «освежить» в памяти старшего поколения и одновременно открыть для молодежи образ этой легендарной личности. Автор в самом начале повествования прямо, с некоторой долей интриги ставит вопрос: «Кто это семидесятипятилетний воин, горячий патриот нации, которого должна очень хорошо знать сегодняшняя молодежь?»[15,28]. И в качестве ответа дает небольшую портретную характеристику Мухаммада Фазиль-паши: «Под жгучим иракским солнцем в огромной белой папахе, высоко подняв голову, выпрямив широкую грудь, бродит старый воин. Гордая осанка, широкие плечи, высокий рост, атлетическое телосложение. Если бы у него не было свойственной великим людям ауры, не поддающейся описанию, то посторонний человек мог предположить, что это очень подвижный, ловкий молодой офицер-кавалерист»[16,28]. В воспоминаниях о генерале Мухаммаде Фазиле-паше писатель останавливается лишь на самых важных, ключевых моментах его биографии. Например, Мухаммад Фазиль-паша родился в Дагестане. Учился в русской кавалеристской школе, после ее окончания служил в царской армии. Через несколько лет эмигрировал в Турцию, где поступил в султанскую армию. Принимал участие в одном из знаменитых сражений под Карсом (1877). В дальнейшем служил в Ираке, был ее губернатором и в 1910 году ушел в отставку. Но, с началом Первой мировой войны, вновь вернулся в строй. Участвовал в сражениях при Сарыкамыше и Кёпрюкёй, командуя левым флангом Иракского фронта. Погиб 10 марта 1916 года при обороне Кут-аль-Амара. В отличие от предыдущих рассказов, воспоминания Хамзы Османа Эркана о Мухаммаде Фазиле-паше выделяются особой эмоциональностью, теплотой
изложения. И это не случайно, ибо автор знал генерала не только как военного, но и как ближайшего родственника. Мухаммад Фазиль-паша был братом Хабибат, бабушки Хамзы Османа Эркана. Во время Первой мировой войны он долгое время жил в доме генерала, имел возможность вблизи наблюдать жизнь и характер этого необыкновенного человека. Поэтому в своих воспоминаниях о генерале автор не ограничиваются лишь характеристикой его военной деятельности. Он подробно останавливается и на его человеческих качествах: «Мухаммад Фазиль-паша своей храбростью, искусством езды верхом, умением владеть оружием напоминал сказочных героев. Он держал двух львов и нескольких тигров. Очень любил охоту. Я как будто и сейчас вижу его выезжающим на охоту с соколом... Всякого, кто соприкасался с Мухаммадом Фазиль-пашой, пленила обояние этого великого человека, величие этой чистой личности. Он был настолько скромным человеком, что я никак не мог его заставить говорить. Все мои попытки узнать о его славной боевой жизни, приключениях в пустынях пресекались им, и разговор переводился на другую тему... Мухаммад Фазиль-паша, завоевавший большую любовь среди местного населения и кочевников Ирана, Неджефа и Ирака, в одно время был почти некоронованным правителем этого пустынного края»[17,30-31]. «Горстка храбрецов» – это произведение, содержащее ценный источниковедческий материал об малоизвестных страницах военной истории Турции, в частности об участии османской армии на иракском фронте Первой мировой войне. Другой, ни менее ценной стороной книги Хамза Османа Эркана, на наш взгляд, является то, что, описывая события из далекого прошлого, отдавая дань близким и родным ему людям, в ней автор во главу угла ставит проблему памяти – одного «из важнейших свойств бытия…»[18,43]. Через все произведение проходит мысль, что человеческая память должна передаваться из поколения в поколение как мерило нравственного состояния общества и моральных качеств ее членов. Литература: 1. Хамза Осман Эркан является правнуком имама Шамиля по материнской линии. Он родился в Медине (Аравия) в семье губернатора Наджафа, маршала Османа Фарида-паши Шхаплы и Написат, внучки имама Шамиля. После смерти отца (1912), семья переехала в Женеву (Швейцария), где Хамза Осман поступил учиться в военное училище. В связи с началом первой мировой войны, вместе с братом Гази в 1914 году Хамза вернулся в Стамбул и поступил добровольцем в Османскую армию, в которой оставался до самого окончания боевых действий. 2. Erkan H.O. Bir Avuç Kahraman. İstanbul, 1946. Известно, что Хамза Осман Эркан написал и другие произведения в этом жанре, например, «Из Женевы до раскаленных пустынь. Военные и путевые записи». Однако в данной работе предметом анализа является книга «Горстка храбрецов», ибо мы не располагаем другими произведениями данного автора. 3. Erkan H.O. Bir Avuç Kahraman. İstanbul, 1946. S. 5. 4. Там же. С. 6. 5. Там же. С. 10. 6. Там же. С. 8–9. 7. Там же. С. 10.
8. Там же. С. 13. 9. Там же. С. 15. 10. Там же. С. 18. 11. Область на территории современной Греции. 12. Erkan H.O. Bir Avuç Kahraman. S. 23. 13. Там же. С. 23-25. 14. Подробнее о Мухаммаде Фазиле-паше Дагестанлы читайте: Муртазалиев А. Маршал Мухаммад Фазиль-паша Дагестанлы // Наш Дагестан. Махачкала, 1995. № 176–177. С. 22–30; Алиев Б. Р. Северокавказская диаспора. Махачкала, 2001. С. 211–216. 15. Erkan H.O. Bir Avuç Kahraman. S. 28. 16. Там же. С. 28. 17. Там же. С. 30–31. 18. Лихачев Д.С. Земля родная. М.: Просвещение, 1983. С. 43. Из материалов международной научной конференции «Первая Мировая война и Азербайджан». Труды института истории НАН Азербайджана, спецвыпуск 48,49,50 за 2014 г. Баку
Отношение мусульман астраханской губернии к первой мировой войне. Марина Имашева к.и.н., доцент кафедры государственно-правовых дисциплин Ключевые слова: мусульмане, Первая Мировая война, благотворительность, патриотизм. Резюме: Первая мировая война стала фактором способствовавшим общенациональному единению. С самых первых дней войны поддержку царскому правительству оказывают самые различные общественные и социальные силы империи. Не стали исключением и мусульмане Астраханской губернии, в отношении которых правительство испытывало определенной беспокойство, в связи с участием в войне на стороне германии Турции. Однако общественные и благотворительные организации мусульман региона показали высокую степень готовности оказывать материальную и моральную поддержку правительственным кругам. В рамках благотворительных акций собирались средства для оказания помощи семьям призванным на войну мусульман, организовывалась медицинская помощь раненым и т.д. Примечательной чертой этого движения стало участия в нем самых различных групп астраханского мусульманства: татар, ногайцев, казахов, азербайджанцев. Отношение мусульман к Первой Мировой войне, в силу того, что одним из противников России была Турция, особенно интересовала власти. Астраханский
губернатор И.Н. Соколовский получил от Директора Департамента Духовных Дел Е.В. Менкина предписание о направлении сведений о ближайших и возможно подробных сведений о том, как встретило мусульманское население вверенного вам района вообще, и, в частности, магометанское духовенство весть об объявлении войны, не наблюдалось ли в период производства мобилизации каких-либо нежелательных эксцессов среди запасных и ратников-мусульман и в чем заключались таковые, проявлялось ли в какой внешней форме выражение мусульманами патриотических чувств, принимаются ли ими меры к призрению семейств их единоверцев, призванных в армию, а равно к организации врачебной и иной помощи больным и раненым воинам помощи и в какой степени местные муллы способствовали путем произнесения поучений, совершением особых богомолений и активною своею деятельностью распространению и креплению в населении сознания всей важности переживаемых ныне событий и понимания обязанностей, лежащих на всех верноподданных без различия религии и национальностей [11, л.1-2]. Дело в том, что мусульманское население губернии состояло из двух основных этнических групп. Казахи, кочевавшие и составлявшие подавляющее большинство населения Внутренней Киргизской орды, призыву в армию не подлежали и уплачивали как инородцы ясак. Татары же, как местные уроженцы, так и переселенцы из других губерний, составлявшие оседлую часть городского и близлежащих к Астрахани сел Астраханского и Красноярского уездов, мобилизации подлежали. До 10% мусульманского населения города составляли азербайджанцы и персы, которые также призыву не принадлежали, но участвовали в поддержке общегородского мусульманского общественного движения. В татарской газете «Халык» Каюм Гафуров, по поводу войны, в каждом номере (газета выходила три раза в неделю – М.И.) выступал с горячими статьями, в которых он призывал местное мусульманское население оказывать всяческую помощь семьям раненых и семьям запасных, указывая, что «исламский шариат основан на том, чтобы помогать и поддерживать друг друга». В своих воззваниях к местному населению Каюм Эфенди называл войну отечественной, и поэтому «советовал населению помогать Родине всеми способами». Для убедительности он приводил изречения пророка Мохаммеда из Корана: «Любовь к Родине – есть любовь ко всему» [1]. Лояльное и патриотическое настроение местной махалли было отмечено начальником Астраханского губернского жандармского управления: «…по имеющимся в моем распоряжении сведениям, настроение среди местных мусульман вообще спокойное и, насколько можно судить, в настоящее время, и предстоящему, , якобы, выступлению Турции, они пока относятся отрицательно» [11, л.9]. 3 августа 1914 г. (по старому стилю – М.И.) был объявлен днем помощи жертвам войны. Газета «Халык» сообщала, что на Цареве на квартире провизора Ады Каримова, местными 15 татарками под руководством Шамси-Жиган Туташ
Керимовой «энергично» готовилось платье и белье в пользу войск. Татарки собирались ежедневно – с 9 часов утра до 3 часов дня. А любителями под руководством артиста Зейнал-Абдина Султанова «усиленно готовились поставить спектакль в пользу раненых и семей запасных»[1]. 9 августа 1914 г. мусульмане г. Астрахани по инициативе Правления Попечительства о бедных татарах города во главе с астраханским вицегубернатором, собрались в здании Попечительства, чтобы «вознести горячие молитвы Всевышнему за драгоценное здоровье Его Императорского Величества и всей Августейшей Семьи и о даровании победы всему русскому оружию». Мусульмане просили «разрешить повергнуть к священным стопам избранного Богом Монарха, чувства беспредельной верноподданнической преданности и любви и единодушного желания жертвовать всем на защиту Отечества» [11, л.3]. Сразу же по объявлении войны в Астрахани был создан Мусульманский комитет повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям. В начале сентября члены этого комитета «энергично готовились приступить к открытию бесплатных столовых для детей раненых и запасных солдат» [2]. В сентябре 1914 г. астраханского губернатора интересовали настроения мусульман во Внутренней Киргизской Орде. Причем интересовали настроение и отношение к войне не среди казахского населения, составляющего подавляющее большинство, а среди татар-торговцев, живших в поселках, и мусульманского духовенства. Губернатор спрашивал начальство Орды, не было ли «в период мобилизации какихлибо нежелательных эксцессов среди запасных и ратников-мусульман из татар и в чем таковое заключалось, проявлялось ли и в какой внешней форме выражение мусульманами патриотических чувств, принимаются ли ими меры к призрению семейств их единоверцев, призванных в армию, а равно к организации врачебной и иной помощи больным и раненым воинам и в какой степени местные муллы способствовали путем произнесения поучений, совершением особых богомолий и активною своею деятельностью распространению и укреплению в населении сознания всей важности переживаемых ныне событий и пониманием обязанностей, лежащих на всех верноподданных без различия религий и национальностей» [11, л.5]. Уже 12 сентября 1914 г. в помещении Астраханского Попечительства о бедных татарах состоялось общее собрание всех мулл города и окрестных сел, с участием представителей шиитской махалли. Обсуждался один единственный вопрос: «Принятие всевозможных мер к помощи семьям призванных на войну солдат и раненых». К данной акции присоединилось и благотворительное общество шиитов – азербайджанцев и персов («Попечительство о бедных персиянах города Астрахани («Энджумен-Хайирийя») [4].
Само Попечительство было занято вопросом о подготовке кроватей раненым солдатам за счет общества, о чем Председатель Комитета Астраханского Общественного Госпиталя для больных и раненых воинов В.А. Виноградов сообщал астраханскому губернатору в начале сентября 1914 г.[3] В конце сентября в госпитале за счет мусульманского благотворительного общества содержалось 5 кроватей. А при детском приюте были организованы две палаты на 10 коек.[11, л.14] Председатель общества Мухамедамин Шамухамедов 6 сентября 1914 г. подал прошение астраханскому губернатору разрешить собрание мусульман 14 сентября. Повестка дня предполагалась следующая: «1) Объявить нашим единоверцам благодарность Его Императорского Величества, за выраженные верноподданнические чувства; 2) Сбор пожертвований для оборудования и содержания кроватей для раненых воинов и приюта Попечительства о бедных татарах» [11, л.6]. На этом собрании, действительно, была зачитана телеграмма от Николая II в адрес мусульманского благотворительного общества за выраженные ими 10 сентября верноподданнические чувства в виду открытия военных действий. На собрании присутствовала масса народа (свыше 200 человек – татар, ногайцев и азербайджанцев). Председателем М. Шамухамедовым и муллами Галиевым, Шаммазовым и Ниязовым были произнесены «отвечающие случаю речи и пожелания здравия и долгоденствия Государю Императору и всему Царствующему Дому», которые присутствующими несколько раз покрывались громогласным «Ура!». На этом же собрании было выражено пожелание «русскому воинству одержания победы над врагом». Затем внимание присутствовавших «было обращено на оказание помощи как больным и раненым, так и на поддержку детского приюта». Присоединились к этим приветствиям и прихожане городской Персидской мечети (построенной в 1860 г. на средства азербайджанского купца 1 гильдии Али Аскера Аджи Усейнова). Председатель Шамухамедов «осветил собравшимся происходящие события и высказал, что все русские мусульмане должны как один человек принять участие в происходящем, все русские мусульмане должны защищать свою Родину». В своем выступлении он также сказал: «В 1877 г. была война с Турцией и мы, русские мусульмане, грудью своей сражались за свою Родину и Государя, несмотря на то, что мы одной религии с Турцией. Теперь, в такое тяжелое время, мы должны вновь доказать свою преданность и готовность постоять за свою Родину. Мы, по приказу Его Величества, пославшие на войну против врагов нашего Отечества, наших сыновей и братьев остались здесь и должны теперь всеми мерами облегчить участь раненых воинов сражающихся за государя и нас, без различия национальностей». Отозвавшиеся на этот призыв, тут же собрали 808 руб. 43 коп. Каждому дертвователю тут же выдавалась квитанция. От себя лично Председатель М. Шамухамедов пожертвовал 50 руб. на покупку лекарств для раненых. Собрание
продолжалось 3 часа – с 9 до 12 часов дня, началось и закончилось чтением Корана муллой Галиевым [5]. Благотворительные сборы в различных приходах мечетей собирались, чуть ли не с первых дней войны. О таких пожертвованиях часто писала астраханская пресса: «12 сентября 1914 г. Мулла Белой мечети Мухамед Латиф Шаммазов, по совершении богослужения произнес речь, в которой произнес речь, в которой упомянул о долге каждого мусульманина, оставшегося дома, и просил присутствующих сделать посильное пожертвование в пользу раненых воинов. После этого в мечети муллой был отслужен молебен за здравие Государя Императора и всего русского войска и о даровании победы русскому оружию. По окончании молебствия был произведен сбор, выразившийся в сумме 66 руб. 78 коп.» [6]. Прихожанами №10 Соборной мечети было пожертвовано в пользу раненых воинов 34 руб. 87 коп., «каковая сумма муллою Алимбековым передана в Губернский Комитет по оказанию помощи раненым воинам 6 октября 1914 г.». Прихожане персидской мечети – азербайджанцы собрали до 150 руб. [8]. Казахское население Внутренней орды также откликнулось на всеобщую беду. Во всех частях Орды (на которые она была разделена в административном отношении) во второй половине августа 1914 г. были отслужены молебны на специально созванных сходах о даровании победы русскому воинству, «здравия и долгоденствия Государю Императору» и его семье. По приговорам аульных обществ собирались деньги «на покрытие расходов войны, на одоление врагов и защиту Престола и Отечества, оказание помощи больным и раненым воинам и обеспечение осиротевших их семейств», «по состоянию общества от 100 до 500 руб.». Всего только за первый месяц Первой Мировой войны. Населением орды на депозиты Временного Совета было переведено свыше 10000 руб.. причем пожертвования продолжали поступать и дальше [11, л.11]. В ноябре 1914 г. «местная мусульманская молодежь» ко Дню сбора в пользу больных и раненых воинов, готовилась устроить спектакль в пользу раненых. Газета «Халык» в каждом номере помещала статьи и призывала народ к помощи. Так, в частности, 30 ноября не без помощи этой газеты мусульмане и мусульманки города активно включились в акцию по продаже флажков, сборы от которой, шли в фонд госпиталя [9]. Учительницы и ученицы приходской женской при Ногайской мечети школы решили, первые отчислить из месячного жалования процент, вторые сделать ежемесячные пожертвования в пользу раненых воинов [7]. В селе Карагали Астраханского уезда местным населением (ногайцами) был организован участковый комитет с целью управлять хозяйством призванных на
войну солдат и помочь их семьям, а также воспитывать детей убитых и раненых. О чем стало известно газете «Вакт», издававшейся в Оренбурге [4]. В декабре 1914 г. губернатор писал директору Департамента Духовных Дел Е.В. Минкину, что, во-первых, среди мусульман Астраханской губернии «можно констатировать лишь чувства преданности России и более или менее патриотического подъема». Во-вторых, «не только не наблюдалось никаких нежелательных эксцессов, но, наоборот, следует отметить вполне добросовестное и спокойное с их стороны выполнение всех связанных с призывом по мобилизации обязанностей». В-третьих, «переживаемый русским народом подъем патриотических чувств нашел живой отклик и вполне разделяется в среде мусульманского населения Астраханской губернии»[11, л.10]. Итак, мы видим, что начало войны, астраханские мусульмане, как впрочем, и все население Империи, встретили с большим энтузиазмом, «не только не остались равнодушными к происходящим военным событиям. Но ответили целым рядом торжеств, собраний с участием мусульманского духовенства и выражением верноподданнических чувств»[11, л.12]. В годы войны мусульмане «не отставали» от своих соотечественников в деле оказания помощи больным и раненым воинам. В начале января 1915 г. на собрании мусульман было решено учредить при существующих в Астрахани лазаретах кровати имени астраханских мусульман. По этому поводу собрание пришло к заключению, что необходимо устроить денежные сборы среди мусульман и сделать это настолько широко, чтобы и «все мусульманское население приняло участие в столь благом деле» [10]. Война продолжалась, и на следующем общем собрании, 15 февраля 1915 г., собравшиеся татары постановили избрать комиссию для «исходотайствования» разрешения об организации сбора пожертвований, через подписки и устройство спектаклей, сбор с которых поступал бы в пользу населения Кавказского края, пострадавшего от военных действий. В число членов названной комиссии были избраны активные общественные деятели из татарской буржуазии, зарекомендовавшие себя еще в период деятельности мусульманского общества «Шурай-Ислам»: Хабибулла Невлютов, Фарит Шаммазов, Хусаин Хаятов (Гусйен Хаятов – азербайджанец, подвергшийся репрессиям со стороны астраханской жандармерии в 1908-1909 гг. за участие в общественном движении мусульман Астрахани), Ахун Ходжаев, Али Ахметов и Жиганша Маракаев. В конце собрания присутствовавшие выразили желание устроить между собой добровольный сбор пожертвований и собрали 511 рублей 51 копейку, которые и передали члену вновь организованной комиссии Ходжаеву. При этом жертвователи выразили пожелание, чтобы деньги эти, были пересланы Бакинскому Благотворительному обществу, на нужды мусульман Карской области, пострадавших от военных действий[11, л.33].
Всесторонняя поддержка мусульманами Астрахани действий царского правительства в Первой Мировой войне продолжалась до лета 1916 г., когда все российское общество вступило в системный кризис. Астраханское мусульманское население, как и все остальные подданные империи, включается в оппозиционные протестные по отношению к войне выступления, которые, как известно привели к революционным событиям 1917 г. Список источников: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11.
Астраханский вестник. – 03 августа 1914 г. - №185. Астраханский вестник. – 02 сентября 1914 г. - №189. Астраханский вестник. – 06 сентября 1914 г. - №194. Астраханский вестник. – 10 сентября 1914 г. - №195. Астраханский вестник. – 14 сентября 1914 г. - №196. Астраханский вестник. – 16 сентября 1914 г. - №197. Астраханский вестник. – 10 октября 1914 г. - №219. Астраханский вестник. – 14 октября 1914 г. - №222. Астраханский вестник. – 26 ноября 1914 г. - №225. Астраханский вестник. – 24 января 1915 г. - №19. Государственный архив Астраханской области, ф.1. оп.2, д.1465, л.1-2.
Из материалов международной научной конференции «Первая Мировая война и Азербайджан». Труды института истории НАН Азербайджана, спецвыпуск 48,49,50 за 2014 г. Баку
Крестьянские волнения в Дагестане в период Перовой мировой войны. Рабадан Султанбеков Дагестанский гос. педагогический университет В статье анализируются причины крестьянских волнений в Дагестане в период Первой мировой войны. В качестве одной из главных причин автор выделяет антинародный характер политических и экономически реформ проводимых царским правительством в крае. The article analyzes the causes of peasant unrest in Dagestan during the First World War. As one of the main reasons the author identifies anti-national character of political and economic reforms undertaken by the tsarist government in the province. Ключевые слова: Кавказ, Дагестан, Первая мировая война, Аксай,Терекли-Мектеб, крестьянские волнения, царское правительство, антиписарское движение. Keywords: Caucasus, Dagestan, the First World War, Aksai Terekli-Mekteb, peasant uprisings, the tsarist government, antipisarskoe movement.
Первая мировая война, начавшаяся в 1914 году, оказала огромное влияние на общественно-политическую и социально-экономическую жизнь Дагестана. В годы первой мировой войны коренное население Дагестана не призывалось в армию. Вместо мобилизации мусульманское население было обложено особым военным налогом. Но царское правительство не препятствовало добровольному вступлению в армию дагестанцев. Из добровольцев были созданы два дагестанских конных полка. В целях привлечения дагестанцев в добровольные конные полки всадниками этих полков давали увеличенное денежное пособие, а в некоторых районах им выделялись дополнительные земельные участки. Несмотря на все эти мероприятия, приток добровольцев в дагестанские полки непрерывно сокращался. К концу 1916 года из Дагестана выбыло на фронт и военно - оборонные работы около 10 тысяч человек.[5, л.19]. Уменьшение мужского населения в области отрицательно сказалось на развитии ее хозяйства. Сельское хозяйство области, особенно ее важнейшая отрасль животноводство, пришло в упадок. В дагестанском ауле сокращалось крестьянское землевладение. За период с 1913 по 1917 год число посевных площадей сократилось на 30%. Уменьшилось поголовье овец и коз - на 35 процентов[3,c.282]. Остро чувствовался недостаток зерна. Привоз хлеба в Дагестан из других областей сократился. Война сказалась и на промышленности области. Усиливалась безработица. Более 68% дагестанских рабочих теряли свои рабочие места. Ряд мелких предприятий был ликвидирован. На текстильной фабрике "Каспийская мануфактура" число рабочих в 1916 году сократилось по сравнению с 1913 годом на 50 процентов. Многие предприятия выпускали продукцию только для нужд армии. Все это приводило к экономической разрухе и резкому снижению жизненного уровня широких слоев населения. Непрерывно росли цены на продукты первой необходимости, падала реальная заработная плата рабочих. Война вела к всеобщему обнищанию народных масс и быстрому обогащению спекулянтов, к концентрации крупного капитала в руках эксплуататоров. Наряду с быстрым ростом цен на продукты первой необходимости возрастали налоги и повинности. Уже в первые месяцы войны на 11% возрос подушный налог. На 100% увеличился поземельный налог. Прямые и косвенные налоги в Дагестане увеличились во время войны вдвое.[4, С.164]. Непрерывно росла сумма недоимок с населения. Крестьянство в Дагестане было совершенно разорено. В широких народных массах резко проявлялись антивоенные настроения. В августе 1914 года в Дагестане было в введено военное положение. Высказывания против войны жестоко преследовались. Большое количество рабочих и крестьян было заключено в тюрьму. Одной из форм национально-освободительного движения народов Дагестана являлась борьба с русификаторской политикой царского правительства. Именно таким явилось движение, известное в литературе как антиписарское. Направлено оно было против попыток царского правительства ввести в Дагестане реформу
сельского управления и поставить его под полный контроль колониальной администрации[2, с.189]. Власти преследовали и другие цели - насильственную русификацию горцев, подрыв влияния мусульманского духовенства среди населения, укрепление в нем русского "гражданского духа", отрыв горцев от векового культурно-исторического наследия, связанного с арабским языком и восточной культурой. Делалось все это военноколониальными методами, за счет трудящихся, насильственно. Реформа задевала веками утвердившуюся систему управления сельскими обществами горцев. Естественно, что жители Дагестана встретили реформу враждебно. Однако сначала они прибегли к мирным средствам борьбы, послав в конце 1913 г. депутацию к наместнику царя на Кавказе с требованием отменить реформу. Когда эти попытки натолкнулись на упорное сопротивление колониальных властей, жители ряда сельских обществ начали громить сельские управления, насаждаемые царизмом. В январе-феврале 1914г. мощные выступления прошли в Хунзахе, Гимрах, Унцукуле, Дургели, Нижнем Казанище и др. В начале марта 1914 г. восставшие жители Аварского, Андийского, Гунибского округов двинулись по направлению к областному центру - Темир-Хан-Шуре.13 марта на подступах к городу собрались до 6 тыс. человек. Они были остановлены солдатами Дагестанского конного полка, ротой Новобаязетского полка, выступившими при пулеметах во главе с губернатором. К вечеру восставшие были отброшены от города, а утром 14 марта рассеяны[6,л.18]. Волнения перекинулись и в другие округа Дагестана. Власти были сильно встревожены этим. Встретив упорное и организованное сопротивление горцев, царизм вынужден был сначала отказаться от принудительного проведения реформы, а затем и вовсе отменить ее. Была одержана важная победа, которая явилась результатом организованного отпора трудящихся царизму. Победа горцев была обусловлена повсеместным организованным характером и выступлений, а также общим подъемом освободительного движения в стране, прерванным начавшейся империалистической войной. Война не пользовалась популярностью среди горцев. Недовольство ею особенно усилилось во второй половине 1916г. Большое возмущение у населения вызвал указ правительства о принудительной реквизиции подвод, и насильственной мобилизации горского населения на тыловые работы. Это вызвало бурные протесты среди горцев, в ряде случаев переросшие в вооруженные выступления. 5 июля 1916 г. в сел. Аксай было объявлено о реквизиции подвод. На отказ населения выделить возчиков власти предприняли попытку собрать их силой. Местные жители ответили восстанием, что вызвало переполох в правительственных кругах Кавказа. Против аксаевцев были брошены три роты солдат и одна сотня
казаков. Восстание было жестоко подавлено: были убитые и раненые, более 20 человек было предано военно-полевому суду, а жители обложены продовольственным налогом.[3,c.289]. Под влиянием аксаевского восстания выступили и жители Караногайского приставства. В ходе волнений произошло столкновение жителей села и администрации. Восстание их также было подавлено.[1,c.36] Брожение наметилось и среди жителей других округов Дагестана и Северного Кавказа, где проживало мусульманское население. Это вынудило царизм отступить: реквизиции были приостановлены. Давая оценку крестьянскому и национально-освободительному движению в Дагестане, как и на всем Северном Кавказе, в годы Первой мировой войны, необходимо отметить, что она носила ярко выраженный антиколониальный, антиправительственный характер. Примечания. 1. Безугольный А.Ю. Народы Кавказа и Красная Армия: 1918-1945 гг. М., 2007. 2. Доного Х.-М. Нажмудин Гоцинский: общественно-политическ5ая борьба в Дагестане в первой четверти XX в. Махачкала, 2005. 3. История Дагестана с древнейших времен до наших дней. Т.I. М., 1968. 4. Шигабудинов М.Ш. Рабочее движение на Северном Кавказе в годы нового революционного подъема и первой мировой войны (1910-февраль 1917 гг.) Махачкала, 1976. 5. РГВИА. Ф. 3638. Оп.1. Д. 11. Дело кавказской туземной конной дивизии. 1914 г. 6. ЦГА РД. Ф.2. Оп.2. Д.70.
Из материалов международной научной конференции «Первая Мировая война и Азербайджан». Труды института истории НАН Азербайджана, спецвыпуск 48,49,50 за 2014 г. Баку
Антироссийская политика иностранных государств на Кавказе накануне и в годы Первой мировой войны. Шамсудин Мансуров, Шарафетдин Магарамов, Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 1301-00270 Как известно, Кавказ во все времена, в силу своего выгодного геополитического положения, считавшийся «воротами» между Западом и Востоком, привлекал внимание мировых держав. За Кавказ всегда шла острая борьба между мировыми ведущими державами. В конце XIX – начале XX в. с началом добычи на Кавказе «черного золота» - нефти, который сразу же приобретает первостепенное значение,
в первую очередь, как стратегическое сырье, нефть начинает играть все возрастающую роль в мировой политике и экономике. Ведущие мировые державы начали поиски нефтяных источников на Кавказе, в результате чего регион стал объектом повышенного интереса противоборствовавших стран. В связи с тем, что Кавказ являлся частью территории Российской империи, то политика иностранных государств, вмешивавшихся в Кавказские дела, носила в первую очередь антироссийский характер. В антироссийской политике на Кавказе принимали участие не только ведущие игроки мировой политики, но и другие, вплоть до Японии, действовавшие по принципу: «чем хуже России, то хорошо». Главным противником России в восточной политике традиционно выступала Англия. В начале XX в. когда речь заходила о Кавказе, Англия, хотя она и была союзницей России, забывала о своих союзнических обязательствах. На Кавказе Англия в это время проводила классическую английскую политику. Революционный период накануне Первой мировой войны особой жестокостью проявилась на Кавказе. Государственный строй Российской империи на Кавказе изнутри разрушали многочисленные революционно настроенные партии и группировки. Именно на эти силы делали ставки иностранные державы, преследовавшие цели разрушить Российскую империю. Так в 1904 г. в Париже представители японской разведки собрали съезд русских революционных организаций, на котором с почетом были встречены представители Южного Кавказа. После этой встречи революционные организации Кавказа стали получать оружие для выполнения антироссийских провокаций. Наиболее враждебной и опасной для России была тайная армянская революционная партия «Дашнакцутюн», которая основной своей задачей считало свержение самодержавия и отторжение от России Кавказа, а также создание самостоятельного армянского государства. Эта террористическая партия, управляемая из Лондона, провоцировала на Кавказе разгул революции, неимоверный размах терроризма, бандитизма и межнациональные конфликты. В октябре 1908 г. вовремя поняв, откуда исходит угроза Российской империи, председатель Совета Министров России А.П. Столыпин направил письмо в адрес наместника Кавказа, где указывалось о чрезмерном развитии террористической деятельности на Кавказе, достигшей высокого напряжения и сопровождающийся значительным числом человеческих жертв и особой жестокостью над ними. Отмечалось, что за 1907 г. по Кавказу зарегистрировано 3600 террористических случаев, из которых 1732 относятся исключительно к грабежам, и что общее число пострадавших убитыми составляло 1239, раненых –1253. В этом отношении особенное значение имеет упрочившаяся деятельность армянского революционного союза «Дашнакцутюн». Данная организация функционировала в крае открыто, будучи признаваемая даже властями, некоторые члены которой входили с этой организацией в отношения по отдельным вопросам. Таким образом, в начале XX века правительство имеет перед собой угрожающую по силе и тактике преступную организацию, крепнувшую на глазах местной власти,
относившейся в течение нескольких лет безразлично к этому опасному явлению. Данная организация была враждебной по отношению к России и активно вела на Кавказе антироссийскую политику. Цели и задачи этой партии перекликались с задачами английской колониальной политики на Кавказе. В годы Первой мировой войны мировые державы во главе с Германией также не могли не обратить внимания на Кавказ. В декабре 1914 г., после вступления в войну на стороне Германии Османской империи, кавказский вопрос занял одно из ключевых мест в планах германского командования на южном направлении. Поскольку свои военно-политические усилия на южном фланге Берлин координировал со Стамбулом, не удивительно, что турецкие власти ещё до официального вступления в войну продумывали способы организации антироссийских выступлений на Кавказе. Рассматривалась также идея формирования на территории Турции черкесского легиона для участия в боевых действиях против русских войск. Некоторые западные источники указывают, что автором идеи был турецкий политик и дипломат Бекир Сами-бей Кундухов – потомок осетинского мухаджира. При этом в осетинских источниках отсутствуют эти факты. Германия и ее союзники надеялись не только вывести Россию из войны, но и закрепиться на Кавказе. Кавказ без России означал рост турецкого влияния в регионе и облегчал потенциальную возможность использования Западом Персии в антироссийских проектах. Стамбул взялся за поддержку протурецких тайных ячеек на Кавказе. Часть из них была объединена в т.н. Кавказский комитет, куда вошли представители Азербайджана, Грузии, Дагестана, Черкессии. В 1914 г. турки приступили к формированию Грузинского легиона из грузин-мусульман и представителей других кавказских народностей, живших в османской Турции. Легионеры принимали участие в боевых действиях на кавказском фронте в составе турецкой армии (иногда ими командовали немецкие офицеры), но после поражения под Сарыкамышем вынуждены были уйти вглубь Турции. Свои антироссийские цели на Кавказе иностранные державы продолжали реализовывать и после окончания Первой мировой войны.
Из материалов международной научной конференции «Первая Мировая война и Азербайджан». Труды института истории НАН Азербайджана, спецвыпуск 48,49,50 за 2014 г. Баку
Немцы Дагестана в годы Первой мировой войны. Нариман Асваров,
декан истор. фак. ДГПУ, канд. ист. наук, доцент, После начала первой мировой войны российское правительство развернуло антинемецкую кампанию. Она проводилась под предлогом освобождения России от враждебного влияния неприятельских держав на внутреннюю жизнь страны, прежде всего экономику. Во время войны ни одна группа российских немцев не пострадала так, как немцы-переселенцы Терской области. Причина этого в том, что Терская область, в отличие от центральных областей и губерний, управлялась Министерством обороны. 30 ноября 1914 года начальник Терской области и Атаман Терских казаков получили циркуляр под № 92, в котором отмечалось: «что до сведения МВД дошло, что в установленном, с изданием Высочайше утверждённых 4 марта 1906 года Временных правил об обществах и союзах порядке, образовался под самыми разнообразными наименованиями целый ряд немецких обществ, хотя и состоящих в большинстве своём из русских подданных, но имеющих целью объединение немецкого элемента на почве узконациональных интересов и даже проведение германских национальных тенденций. Преследуя означенные цели, такие общества, несомненно, ведут к усугублению начала национальной обособленности и розни, и потому должны быть признаны угрожающими общественному спокойствию и безопасности». (1) Вследствие данного указания проводилась работа по сбору информации о месте проживания немцев, роде их хозяйственной деятельности и т.д. С 29 января 1915 года в канцелярию наместника начали поступать донесения глав округов и отделов Терской области о том, что во вверенных им округах и отделах никаких немецких поселений и обществ нет. Сообщая о Хасавюртовском округе, то нужно сказать, что начальнику Терской области начальником Хасавюртовского округа был послан подробный список поселений, с указанием наименований колоний или поселений и фамилий отдельных поселенцев, числа переселенцев, когда они поселились в Хасавюртовском округе и откуда они прибыли. Указывалось, на каком основании, и по какому расчету колонисты были наделены землей. В конце всегда указывали площадь земли находящейся во владении колонистов. Дискриминационная политика в отношении немцев в полной мере проявилась в законе от 2 февраля 1915 года, а именно в «Законе о прекращении землевладения и землепользования австрийскими, венгерскими, германскими или турецкими подданными». Этот закон дополнялся новыми узаконениями и в дальнейшем. (2) В центральном государственном архиве Республики Северной Осетии-Алании нами обнаружен интересный документ, а точнее резолюция генерал-губернатора Терской
области о необходимости «Собрать об этом сведения в областном правлении»,(3) имелись в виду статьи, где писали о немцах проживавших на территории Северного Кавказа. Во исполнение этой резолюции в Терское областное собрание была предоставлена статья Розанова Н. «Немецкая колонизация в Терской области». На что мы обратили внимание - это ссылки в данной статье, где показывались периодические издания, писавшие по этой тематике, и как они освещают интересующие нас моменты. Мы проанализировали источники, на основе которых автор писал её. Интересны нам выводы и комментарии к статье самого автора Розанова Н Вот, что пишет газета «Голос Кавказа» (4): «…Во второй половине истекшего девятнадцатого века был такой период, когда за немцами признавали не только их способности отлично устраивать свою жизнь, но и их якобы преданность новой родине, России. На Северном Кавказе немцы-колонисты осели в особенности в восьмидесятые годы и этому, как уверяют люди, знающие край, в сильной степени способствовал в своё время обер-прокурор Священного синода К.П. Победоносцев. Кроме ожиданий практической пользы от умелого хозяйничанья колонистов, ожиданий, кстати сказать, не оправдавшихся, на немцев возлагалась задача посеять семена спокойной нетребовательности, сытого довольства домашним уютом».(5) В Терском календаре отмечалось, «что к 1915 году в Терской области было более 20 тысяч немцев-колонистов, которые главным образом, занимались земледелием во всех его разветвлениях, хозяйничая как на собственных, так и на арендованных участках земли. Значительные площади земли, принадлежащей кумыкам Хасавюртовского округа, перешли на тех или иных началах на правах собственности или аренды, в руки немцев-колонистов. Наибольшее количество немцев приходилось (до 7 тысяч человек) на Пятигорский отдел. Оно и понятно ведь здесь были прекрасные почвенные условия, способствовавшие не только рядовым способам землепользования, но и высшим культурам.(6) После Пятигорского отдела, излюбленными немцами местами оказываются Хасавюртовский округ (до 5500 человек), Моздокский отдел (до 3500человек), и уже наименьшее количество жителей – в Нальчикском округе (до 2500человек). Падение численности немецкого населения, как видим, находится в прямой зависимости от условий ведения хозяйства. Совершенно свободен от немцев Кизлярский отдел (единичные немцы не в счёт), где почва песчаная, климат лихорадочный и разливы рек губят посевы и труд земледельца. Не было немцев также и в Чечне (Грозненский и Веденский округа) и в Ингушетии (Назрановский округ), где надо прилагать много усилий для превращения нынешней пустыни во вполне возможный по природным достоинствам цветущий край. Надо вспомнить и то, что на немцев-колонистов возлагалась роль культурного просветителя населения Российских окраин». (7)
Экономический рост северокавказского края в целом был многим обязан немецкому населению с их передовыми сельскохозяйственными технологиями. Но, говоря ради объективности об ущемлении прав казаков и местного туземного населения, следует отметить, что такие факты имели место. Исходя из противоречивых претензий, предъявляемых к немцам, основной причиной вызывавшей недовольство местного населения, была их замкнутость, нежелание подтянуть на свой уровень познаний в сельском хозяйстве и других сферах жизни местное население, а в целом все жалобы несли, хотя не полностью, но объективную правду. Первая мировая война обострила земельные противоречия, что вынудило правительство вынести решение ликвидировать немецкое землевладение на окраинах и расселить немцев так, чтобы они нигде не представляли компактной массы.(8) По закону о ликвидации немецкого землевладения в Терской области отчуждению подлежало более 25000 десятин земли, что вынудило немцев колонистов спешно продавать свои участки земли.(9) Точными данными о том, сколько земли царские власти хотели изъять у немецкого населения в Дагестане, мы не располагаем, но, т.к. Хасавюртовский и Кизлярский округа входили тогда в Терскую область, резонно предположить, что из этих 25000 десятин, земли подлежавших отчуждению, часть относилась и к рассматриваемым нами округам. Кампания, направленная, как говорилось в официальной прессе, «против немецкого засилья в стране», разрушала создававшийся десятилетиями уклад жизни немецких колоний. Одной из множества, проводимых царским правительством акций, направленной на искоренение немецкого землевладения в России, стала ликвидация немецкой топонимики. Переходя к немцам, проживавшим в Хасавюртовском округе нужно сказать, что и применительно к ним стали проводиться данные мероприятия. Так в начале августа 1915 года Начальнику Хасавюртовского округа поступает распоряжение от Начальника Терской области: «Предписываю Вам немедленно решить вопрос о переименовании немецких поселений, находящихся во вверенном Вам округе». Уже 11 августа 1915 года от Начальника Терской области Министру Внутренних Дел поступил рапорт: «Во исполнение циркулярного предписания Вашего Высокопревосходительства 15 октября 1914 года за № 55, при этом представляю, на разрешение, две копии журнального постановления общего присутствия областного правления, о переименовании поселений с немецкими названиями вверенной мне области на соответствующие русские». (10) Исполняя предписания, в Хасавюртовском округе были переименованы все немецкие поселения, например: поселение Рорбах было переименовано в селение Камышевка, колония Гофнунгсфельд - в хутор Надеждинский, колония Мидельбург - в селение Львовка, колония Остгейм - в хутор Восточный, Шейнфельд - в
Краснопольский, Нейгофнунг - в Ново-Надеждинский, Фридгейм - в Мирный, Кронсфельд - в Коронный, Якубсфельд - в Яковлев, Эйгенгейм - в НовоНиколаевский, Розенфельд - в Разопольский. Шенфельд - в Ново-Крестьяновский, Фрейденфельд - в хутор Остраховский, Эбенфельд - в посёлок Каплановский, Мариенфельд - в хутор Марьино.(11) Местные народы, как отрицательное явление, отмечали единство немцевпереселенцев, сохранение ими в чистоте языка, обрядов, обычаев. Не устраивало северокавказское крестьянство и стремление немцев к изолированности, увеличившееся с началом войны. Отовсюду поступавшие от окрестного населения упреки в адрес немцев о якобы чрезмерной эксплуатации занимаемых ими земель послужили ещё одним доводом для обоснования надобности в ликвидации немецкого землевладения и землепользования. Раздражало крестьян и то что, немцам на душу было дано по 60 десятин великолепной земли, цена которой оценивалась до 800 рублей за десятину, в то время как российским предоставлялась всего одна десятина, стоившая 90 рублей. Оскорбляло и то, что меннониты не несли воинской повинности, имели на семью по 30 десятин.(12) В условиях войны царское правительство опасалось актов саботажа со стороны населения представлявшего воюющую с Россией сторону. Правительство пришло к решению, что интересы Российского государства требуют устранения немецкого землевладения. В 1916 году началась ликвидация немецкого землевладения в Терской области. К концу 1916 года «ликвидационные» законы в отношении этнических немцев работали во всех районах Северного Кавказа. В соответствии с ними отчуждалась собственность, приобретенная волостными, сельскими и мирскими обществами, образованными из бывших в австрийском, венгерском или германском подданстве поселян - собственников, колонистов, поселенцев, иностранных хлебопашцев и их потомков, а также имущества отдельных лиц, так называемых неприятельских выходцев. Все права, принадлежащие обществам, товариществам и отдельным лицам и вытекающие из договоров найма или аренды на недвижимые имущества, утрачивали силу по истечению года со дня обнародования закона 2 февраля 1915 года и через два месяца после опубликования закона 13 декабря 1915 года. (13) Особый комитет по борьбе с немецким засильем планировал завершить отчуждение имущества немецких колоний к весне 1917 года, но был озабочен слишком медленным ходом ликвидации немецкого землевладения. Во всем регионе так и не была дана точная статистика имеющихся немецких хозяйств, и не выявлены точные размеры земельных наделов, не были установлены имена владельцев. Процесс ликвидации немецкого землевладения и землепользования должен был завершиться массовой депортацией немцев. С сентября 1916 года шла разработка
соответствующих законодательных актов. Механизм антинемецкой кампании был раскручен до предела. Последние сообщения о поведении немецких колонистов поступали в МВД до конца февраля 1917 года. События Февральской революции отвлекли от проблем российских немцев. Временное правительство приостановило действие ликвидационных законов. Это значительно сузило компетенцию Особого Комитета по борьбе с немецким засильем. Указ Временного правительства от 1 июня 1917 года упразднил Особый Комитет по борьбе с немецким засильем. Но разгоревшийся огонь революции внёс свои коррективы в жизнь этого многострадального народа. Первая мировая война вновь и вновь напоминает о себе, разжигая националистические чувства у народов, проживавших в Дагестане, и тому были определённые причины. После Февральской революции 1917 года контрреволюционные националистические банды продолжили устраивать вооруженные набеги на поселки немцев-переселенцев в Хасавюртовском округе. Один из идеологов националистов в Чечне и Дагестане Узун-Гаджи требовал уничтожения всего немусульманского. 9 апреля 1917 года банды Узун-Гаджи напали на слободу Хасавюрт и сравняли его с землей. Далее в Хасавюртовском округе бандами Узун-Гаджи в течение нескольких дней были уничтожены практически все русские и немецкие хутора. Около 35 тыс. жителей хуторов и слобод - русских и немцев покинуло обжитые места. Банды грабили поселки, забирали имущество, угоняли скот, вытаптывали посевы, разрушали жилища переселенцев. Больше всего воровали банд - группы, состоящие из жителей сёл, находившихся вокруг поселений немцев. Совершали много набегов и воровали лошадей, коров, сельскохозяйственный инвентарь, деньги, домашние вещи. 20 августа 1917 года в селении Марьяновка было украдено 22 лошади. 29 сентября 1917 года вновь в Марьяновке украдено 47 лошадей, а в соседних сёлах 28 лошадей. 30 октября 1917 года в селении Вандерлоо было украдено 175 тёлок и 36 лошадей, а в соседних сёлах 31 лошадь. В это же время в поселениях Мидельбург, Претория и Остгейм - 313 тёлок. Не выдерживая этих бесчинств, переселенцы бросали свои хозяйства и выезжали на север. В августе 1917 года в связи с участившимися набегами банд на поселки немцевпереселенцев, была организована собственная охрана этих поселков. Разбившись на группы, они поочередно охраняли свои поселения, жители которых, в отличие от коренного местного населения, не имели оружия. В одном из сообщений указывалось, что «шайки абреков наводят ужас» на переселенцев».
Нападение банд на поселения немцев в Хасавюртовском округе продолжались и после Октябрьской революции, в годы гражданской войны. Постоянно происходившие столкновения с бандитами нередко заканчивались кровавыми стычками. Надо отметить, что некоторые меры по усилению контроля, бесспорно, были закономерны в условиях войны, но тотальная настороженность, неоправданная подозрительность как властей, так и населения оказывали отрицательное влияние на процесс адаптации немцев-колонистов, вселяли в них неуверенность, а возможно и неприязнь к новому отечеству. С одной стороны, новые переселенцы (немцы) способствовали подъему экономики сельского хозяйства края, развитию производительных сил, внедрению современных агротехнических приемов, выращиванию новых сельскохозяйственных культур, утверждению капиталистических отношений, и с другой - обострению земельного вопроса из-за наплыва переселенцев. Ссылки: 1. «Эхо» №7 (29), 1996. №7 (29). 2. Решетов Д.Г. Немецкие колонисты западных губерний России депортированные в Поволжье в годы Первой мировой войны. // Миграционные процессы среди российских немцев: исторический аспект. М., 1997. С. 183. 3. ЦГА РСО-А. Ф. 11. Оп. 58. Д. 46. Л. 6. 4. Там же. Л. 7. 5. ЦГА РСО-А. Ф. 11. Оп. 58. Д. 46. Л. 7. 6. Там же. Л. 7. 7. Там же. Л. 7. 8. ЦГА РСО - А. Ф. 11. Оп. 58. Д. 46. Л. 7. 9. Там же. Л. 17. 10. ЦГА РСО - А. Ф. 11. Оп. 11. Д. 304. Л. 36. 11. ЦГА РСО - А. Ф. 11. Оп. 11. Д. 304. Л. 24-25. 12. Там же. Л. 93. 13. Плохотнюк. Т.Н. Немецкое население Северного Кавказа: социально- экономическая, политическая и религиозная жизнь (конец 18 – середина 20 века.). Дисс. канд. ист. наук. Ставрополь, 1996. С. 96.
Из материалов международной научной конференции «Первая Мировая война и Азербайджан». Труды института истории НАН Азербайджана, спецвыпуск 48,49,50 за 2014 г. Баку
Sufism in Chechnya: its influence on contemporary society Mairbek Vachagaev (Paris,France)
This article attempts to explain how Sufism in Chechnya today is being exploited by the various political forces in the republic in pursuit of their own ends. In stark contrast to followers of classical Sufism, the present-day adherents of Sufism in Chechnya are not characterized by their mysticism or, it follows, their detachment from politics. Sufi structures in Chechnya today are very openly and actively involved in the republic's political life. Over time, the descendants of the sheikhs (spiritual leaders of Sufi Brotherhoods (1) ) have become the leaders, in a certain sense, of political factions; it is they who decide who will cater for the interests of one or another Sufi Brotherhood. This has led to a substantial change in the very nature of Sufism in Chechnya, which has in turn influenced changes in Chechen society as a whole. This article offers an explanation of the way in which this influence is exerted on Chechen society today, and of how it may impact on the socio-political situation in the near future. Up until now, although many works on the role of Sufism in Chechen society exist, researchers have largely restricted themselves to exploring the historical extent of its introduction or to anthropological studies (Akaev 2011; Zelkina 1999), or they have sought to elucidate the role played by one or another sheikh in the history of the nation (Akaev 1994; Nasukhanov 2008; Khaiba 2012; Rasanov 2009). Furthermore, the modern historiography of Chechnya contains not a single work purporting to show the internal organization of a Sufi tariqa (Sufi Brotherhood) and, accordingly, its virds (the Chechen term for the smaller brotherhoods within a given tariqa), as a fundamental component of the structure of Chechen society itself. It is precisely the tariqas which, at this point in the history of Chechen society, have weakened its kinship structure (the teip structure). And so the tariqas have over time become one of the factors weakening the position of clan and family relations within Chechen society. With this thesis as its starting point, this article will examine the changes which have occurred in the Sufi tariqas in the recent past, including under the conditions of military conflict in Chechnya. It will address the way in which they managed relationships during the wars, the factors driving society at a time of bloody conflicts, and the bearings by which Sufism is now trying to orient itself at under conditions of neither war nor peace. METHODOLOGY Based on the author's own fieldwork, which he undertook in Chechnya from 1996 to 1999 as research for a monograph, he has drawn conclusions concerning the material foundations and activities of the Sufi Brotherhood structure. Between 2001 and 2005, the author's work was based on video and audio recordings he obtained via assistants in Chechnya (Vatchagaev 2009). The author made comparative studies: of the differing tariqas in Chechnya; of the various brotherhoods within one tariqa; and of various Sufi Brotherhoods from the different tariqas. All of this has enabled him to garner a large amount of multi-faceted anthropological material on the current state of Sufism in Chechen society. During numerous discussions with the leaders of one or another Sufi Brotherhood, it has become
possible to see the internal politics of the murids (the members of a vird (2) ) somewhat differently. The objective of this study is the attempt to show the deeper substance of the Sufi Brotherhood structure at the present day. In point of fact, over the two centuries of Sufism's presence within Chechen society, its practices have changed very considerably. Under the USSR, it was actually confined forcibly within the bounds of Soviet society, losing all contact with Sufi structures elsewhere in the world. Within this sealed environment, ethnic boundaries also established lines of demarcation. In this work, the author only gives one facet of his conclusions as to the political activities of the Sufi element in society, namely its assumption of certain of the functions of political parties (3), and paying particular attention to elections. THE POLITICIZATION OF SUFISM. The numerous Sufi Brotherhoods that exist in Chechnya all belong to one of two tariqas known throughout the world: the Qadiriyya and the Naqshbandiya. These two tariqas, which became established in Chechen society in the nineteenth century, still remain fixtures for Chechens at the beginning of the twenty-first. Each Sufi tariqa in Chechnya is represented by a great number of diverse Sufi brotherhoods (the virds). Each Sufi Brotherhood represents the interests of a particular group of people within Chechen society. They function as a mechanism for the political regulation of Chechen society as opposed to a vehicle for the mystical teachings of one or another sheikh intent on bringing his brotherhood closer to understanding the mysteries of Islam (Vatchagaev 2011: 228). Ever since the Sufi Brotherhoods appeared in Chechnya, they have undergone significant transformations in their relationships with power. The Naqshbandiya Brotherhoods, which offered armed resistance to Russia's conquest of Chechnya and which, following the conquest, organized uprisings in the years 1877-1878, saw a large number reach an accommodation with the authorities in the Soviet period. While, in contrast, those of the Qadiriyya, who had come to Chechnya as opponents of both the war and of any possible compromise with imperial power, became antagonists during the Soviet era. During Soviet rule in the country, the classical roots of Sufi traditions were lost. Chechen Sufism paid more attention to retaining religious practices and the ceremonial aspects; it became less spiritual. That thread linking a local sheikh to the wider Sufi world was lost. Sufism became completely bound up with the authority of the local sheikh. The entire history of a Sufi brotherhood was linked to the aggrandizement of the sheikh and to facts supporting the exclusiveness of their sheikh's position of precedence in the international Sufi silsila (the genealogy of the tariqas). This led at times to contradictions with the foundations of Islam, as a brotherhood's sheikh might be elevated to the level of the prophets.
At specific periods in Chechen history, the sheikhs have acted not as the leaders of Islamic groups but of political groups in Chechen society. In fact, the Sufi Brotherhoods in Chechnya can be seen as prototypical «political parties», meaning political movements promoting different interests for the Chechens. Nowhere is this more obvious than in the example of the collapse of the Russian Empire, when Bolsheviks, monarchists, socialists and Islamic theologians all tried to bring as many murids from the various Sufi Brotherhoods over to their side as they could. The followers of sheikh Bamat-Girai-Khadji Mitaev considered the Bolsheviks to be incapable of taking the lead in the race for power, and so their approaches to the Bolsheviks were only made on the basis that they might potentially be temporary allies in the struggle against White general Denikin. These forces were led at the time by sheikh Ali Mitaev. The followers of Sugaip-Mulla Goisumov, in contrast, found it possible to reach agreement with the Bolsheviks. They did so as a counterweight not only to Denikin's army but also to the Dagestani Imam Gotsinskii's pretensions of becoming the single leader of the whole Muslim North Caucasus. The effect was also felt here of SugaipMulla's personal hostility towards sheikh Uzin-Khadzhi Saltinskii,(4) who had declared the creation of a Northern Caucasus Emirate, with its capital in the Chechen village of Vedeno. Some individual sheikhs, such as the followers of sheikh Solsa-Khadzhi Yandarov, observed a strict neutrality towards all the warring forces which arose between 1917-1919. The division of the Sufi Brotherhoods along political lines was directly related to the question of whom to form alliances alongside in the new, post-Tsarist Chechnya. In this situation, the sheikhs acted as political leaders, while their followers (the murids) were their electorate, over whom the political forces fought, each trying to pick up as many supporters as possible in order to establish their authority in Chechnya (Kozlov et al. 2011: 261-82). In this instance, we are not dealing with parties as usually understood, but with indirect imitations. The Sufi Brotherhoods on the ground work towards their own aims and objectives, without acknowledging any of the parties that are formed in Russia, most often at Moscow's behest. These aims are by and large the same for each: to promote their people in the structures of power; to protect the interests of the members of their brotherhood; to help members of the brotherhood to receive higher education; to help them find employment, and so on. Naturally, the brotherhoods do not have manifestos, unlike political parties for whom such action plans are essential. In our example, all this is done exclusively through the authority of a family member of the sheikh, to whom the fate of the brotherhood has been entrusted. His actions are not to be discussed, let alone criticized; he is not to be bypassed, or even offered advice. This autocratic structure is endemic to nearly every Sufi Brotherhood in Chechnya. THE POSITION OF SUFISM FOLLOWING THE ESTABLISHMENT OF SOVIET POWER IN CHECHNYA.
The alliance between Bolsheviks and Islam in the USSR lasted until 1924. When it became clear to the Bolsheviks that their hold on power was assured, the authorities embarked on a rupture with their erstwhile Muslim allies. There followed mass arrests and shootings of sheikhs, as well as their most devoted murids and turkkhs.(5) According to the authorities' plan, the terror unleashed by the regime against Islamic figures was to have removed the spiritual buttresses of those forces which may at some stage in the future have formed a resistance to the Bolsheviks (Akhmetkhanov and Dukhaev 2007: 21). Thanks to the efforts of those who rallied around their sheikhs during the Soviet era, militant atheism was not able to undermine the faith. The very history of the Sufi Brotherhoods is the history of a struggle for spiritual survival which required constant resistance to the Soviet regime. Sufism's flight underground allowed for the basics of Islam to be preserved within society far better than in those regions where there had been no Sufism. In those places where Sufi Brotherhoods had been active - in Chechnya, Ingushetia and Dagestan - Islam was better safeguarded than in those regions where Sufism had no footing: in Ossetia, Kabardino-Balkaria, Karachaevo-Cherkessia and Adygeia. There was not a single mosque in these latter republics. Muslims in these republics to a great extent relapsed into pagan beliefs, mistaking these for Islamic norms (amulets, pagan festivals passed off as national holidays, traditions mixing national and Islamic factors, etc.) (Babich and Solov’eva 2004: 46). The Sufi Brotherhoods also played a significant role during the wholesale deportation of Chechens in 1944. The Sufi structure along with the teip (clan) framework became an additional support at this time. The authorities tried all kinds of ways to combat the influence of religious figures. According to the plans of senior party figures, visits to Chechnya made by the sheikhs Abdul-Khamid Yandarov and Baudin Arsanov (6)ought once and for all to have discredited the men themselves and demoralized their followers. Those in power assumed that they could use the sheikhs' authority for their own ends. But in fact everything worked out to the contrary: the sheikhs did not employ their authority in support of Soviet power, yet managed to use the latter's strength in order to help their murids. Even those thousands of Chechens who, at the sheikhs' request, had surrendered themselves to the authorities after the deportation in Chechnya were not shot. They were arrested and exiled, but given the solemn oath of the Chechen sheikhs, the authorities were compelled to guarantee their lives. In this way, the sheikhs saved thousands of their countrymen, rather than handing them over to their destruction as atheistic Soviet propaganda subsequently suggested had happened (Vatchagaev 2009: 202). Following the Chechen return from deportation, classical Sufism as such was entirely relegated to second place. During this period, the Sufi Brotherhoods operating deep underground tried in all kinds of ways to keep young people within their sphere of vision, rather than let them succumb to the influence of militant atheism. CONTEMPORARY SUFI BROTHERHOODS IN CHECHNYA AND THE FIRST OPEN CLASH OF THE TARIQAS
In Chechnya today, the Qadiriyya tariqa is represented by six Sufi Brotherhoods, while there are 22 Naqshbandiya Brotherhoods (Vatchagaev 2009: 285). The fact that there are two tariqas (The Naqshbandiya and Qadiriyya) introduces a peculiar sort of competition principle into Chechen society. This is manifested in attempts to place members in positions of power: obtaining appointments as imams to mosques, and as qadis (7) in villages with a mixture of tariqas. At the same time, although perhaps slightly less acutely, there is also competition between the Sufi Brotherhoods within the same tariqa. In villages where the majority of residents belong to the Naqshbandiya, members of Sufi Brotherhoods may plot against one another. Equally, in those places where Qadiriyya adherents form the majority, they may also conduct secret intrigues against one or another rival Sufi Brotherhood from the ranks of their own Qadiriyya tariqa. Following the collapse of the USSR, as the Sufi Brotherhoods emerged from deep underground, they first clashed over the post of chief mufti in Chechnya. In the run up to this episode, it was plain to see that forces were aligned on the basis of attitudes towards Russia. The Naqshbandiya came out in favor of an alliance with Russia within a newly reformulated Federation, while the Qadiriyya in contrast stood for a complete withdrawal from the Russian Federation and a declaration of independence. The selection of a Naqshbandiya member as mufti drove the Qadiriyya into constant conflict over this issue. The outcome of this two-year resistance was that Qadiriyya adherents of the teachings of Kunta-Khadzhi managed in 1993 to claim the post of Mufti for themselves, deposing Mukhammad-Bashir-Khadzhi Arsanukaev (Muzaev 1999: 156) of the Naqshbandiya tariqa and replacing him with Magomed-Khadzhi Alsabekov. This victory allowed the Qadiriyya to consolidate its position against a background of demonstrators unhappy with the position of the Naqshbandiya mufti regarding separation from Russia. The Naqshbandiya were unwilling to surrender this post to the Qadiriyya as a result of this pressure from the demonstrators, and right until Mukhammad-Bashir-Khadzhi Arsanukaev's death in 1998 they considered him their lawful mufti; he was in addition officially recognized as such by the Russian government in Moscow (Roshchin 2011: 40). WAR IN CHECHNYA (1994-1996): THE SECOND OPEN CONFRONTATION BETWEEN THE TARIQAS One of the peculiarities of Islam in Chechnya is the fact that the Sufi Brotherhoods have preserved the military structure that has characterized them ever since the Caucasian wars of the nineteenth century. Each Sufi Brotherhood, depending on the scale of its distribution among the Chechen population, is divided into units of a thousand, a hundred, or ten men. Each subdivision is headed by an elected leader (Vatchagaev 2009: 36). This structure allows for a rapid response to anything that happens in Chechnya, be this war or, for example, elections. In each population center, one or another brotherhood leader will assume responsibility for dealing with all the issues that affect the members of that brotherhood.
Since the beginning of the political stand-off between Chechnya and Russia in 1991, the Chechen Sufi Brotherhoods have revealed their political positions regarding what was occurring. A majority of the members of Naqshbandiya Brotherhoods, and all without exception in the Qadiriyya adopted a stance in favor of independence. The followers of the Naqshbandiya Brotherhood of Sheikh Deni Arsanov declared themselves clear opponents of the Chechen authorities at the time, taking the stance that relations with Russia should not be worsened. Furthermore, against the background of escalating problems in Chechnya, the Russian authorities sought to exploit the situation within Sufism for their own ends. Accordingly, Akhmed Arsanov, the grandson of Sheikh Deni Arsanov, was appointed as Russian president Boris Yeltsin's representative in Chechnya. This was the first attempt following the collapse of the USSR to reach out to the Chechens using a respected figure, one of the descendants of the Sufi sheikhs (Kogan-Yasnii 1998). However, it is clear that Moscow had overestimated the influence of the Naqshbandiya sheikh Deni Arsanov, notwithstanding the size and popularity of his brotherhood (8). Even the brotherhood of Sheikh Dokku Shaptukaev,(9) although closely related to the "Arsanov" brotherhood, did not express open support for Moscow. Several followers of Naqshbandiya sheikhs from the mountainous area of Chechnya came out in support of Dzokhar Dudayev's government in its confrontation with Moscow. To these should be added one of the most influential and respected brotherhoods in all of Chechnya: the brotherhood of Sheikh Tashu-Khadzhi from Saiasanov, Yusup-Khadzhi from Koshkel'di,(10) Geza-Khadzhi from Zandakskii. It should be noted that among those who chose not to express an opinion on the confrontation was the brotherhood of Absat-sheikh from Alleroi (although the entire inner circle of Aslan Maskhadov were followers of this sheikh), Suaip-mulla from Shali and Usman-Khadzhi from Lakha-Nevre (even if Aslan Maskhadov considered himself a murid of this sheikh (11) ). The Sufi Brotherhoods did however clearly express their positions during the military operations in Chechnya between 1994-96, when the Russian army encroached into Chechnya with the aim of putting an end to the separatist movement in the republic, and bringing it back under federal control from Moscow. The support of the Sufi Brotherhoods in the war against Russia was an obvious phenomenon. Units named for the brotherhoods they were drawn from entered the battlefield. Units named for "Sheikh Kunt-Khadzhi", "Sheikh Tashu-Khadzhi", "Sheikh Ali Mitaev", "Sheikh Yusup from Koshkel'di" and others took part in military operations in Chechnya. Which is to say that several Chechen military units were formed on the basis of their allegiance to particular Sufi Brotherhoods, rather than along territorial lines or other features. Sometimes these units might be from just one village, but still formed from the murids of one or another sheikh. The members of the unit named after Sheikh Ali Mitaev were mainly residents of the village Dadi-Yurt (Komsomol'skoe), in the Gudermes district. Whereas members of the unit named after Sheikh Tashu Khadzhi were residents of the Nozhai-Yurt district, and murids of Sheikh Tashu-khadzhi. Members of Yusup from Koshkel'di's unit were residents of the Gudermes and Nozhai-Yurt districts of Chechnya, and so on.
It would be a mistake to think that every murid without exception would hold to the opinion of their sheikh. It is, after all, a personal choice. However, the opinions of the sheikhs should not be entirely discounted. Their influence on the older generation was high. Whether or not this war was to be acknowledged as "holy" depended on how those in the older generation would make their decision between the sheikhs and the politicians. The main basis on which the Muslims of Chechnya would participate in this war with Russia would essentially be a declaration of Jihad. The mufti of Chechnya, AkhmadKhadzhi Kadyrov, took on this mission, calling the population of Chechnya to jihad against Russia. It is no surprise that the first Salafist unit was formed in 1995 on the pattern of the Sufi units in Chechnya; it was commanded by Sheikh Fatkhi, who, although Chechen by nationality, was born in Jordan.(12) Actually, this jamaat(12) was formed as a separate element, not as part of the Chechen army. They considered themselves separate, with their own command structure, and they considered their subordination to Chief of Staff Aslan Maskhadov to be nominal, at best. In answer to the objection that this disrupted the basis of the Chechen Army's unity, they referred to the construction of the Chechen Army on the principle of units formed from the followers of particular sheikhs, and the creation of territorial and teip units.(13) This same structure of disparate formations allowed them to insist on their own separate sub-unit as an Islamic jamaat. This particular element was made up of those who shared the beliefs of Salafism. THE BROTHERHOODS AND THE 1997 ELECTIONS IN CHECHNYA Sufism in Chechnya graphically demonstrated its political nature after the war. The Sufi factor was far from being secondary at the elections in January 1997. The individual candidates did not conceal that they were being backed by particular Sufi Brotherhoods. Those candidates who ignored the input of the Sufi Brotherhoods failed to win even one per cent of the overall vote at the election. Thus, the candidate Shamil Basayev immediately staked his hopes on all the votes of the followers of Sheikh Bamat-GireiKhadzhi Mitaev and Ali Mitaev. He recounted stories of how his grandfather had worked together with the two sheikhs. Everything indicated that this could in fact have been the case. Considering that their followers made up a large proportion of the population of the foothills region of Chechnya,(14) he thus became the main rival to Aslan Maskhadov. Zelimkhan Yandarbiev, the successor to President Dzhokar Dudayev, who had been killed in 1996, also tried to play on the fact that he was a long-time follower of Sheikh BamatGirei-Khadzhi, but set against his demands for the introduction of sharia law and the formation of an Islamic state, this did not seem particularly convincing. Literally just before the elections, Aslan Maskhadov's election campaign team managed to bring followers of the Mitaevs' Sufi Brotherhood over to their side at a secret meeting held in Grozny, at a private residence belonging to one of Sheikh Ali Mitaev's followers. When Mitaev's murids learnt of this meeting, and of their leader's positive disposition towards Maskhadov, they took this as an instruction to vote for him. This came as a surprise to
presidential candidate Shamil Basayev, since as a result he suffered complete defeat, without exception, in every population center where the majority of residents were followers of Sheikh Mitaev. SUFISM IN KREMLIN POLICY (THE SECOND CHECHEN MILITARY CAMPAIGN) Following the failed experiment of 1991, when the grandson of sheikh Deni Arsanov was appointed as the Russian president's representative in Chechnya, Moscow went for broke at the end of the 1990s. From the start of the second military campaign in autumn 1999, a course was set by the Russian authorities towards neutralizing the Sufi element among the ranks of the resistance. Moscow was able to find a compromise figure in Akhmad-Khadzhi Kadyrov, who had been Mufti of Chechnya since 1995: having made the call to holy war against the Russian army in 1995 had gained him popularity among the Chechen component of the armed resistance. The man who was recommended for the post of chief mufti by the Ichkerian leadership in the guise of Dzhokar Dudayev and Shamil Basayev turned out to be the man who could fulfill this neutralizing role. In the second military campaign, the Russian authorities were able to find a common language with Kadyrov, and in this way to create a schism among the ranks of the resistance. In contrast to the first military campaign, Akhmad-Khadzhi Kadyrov considered that the war unleashed by the Salafists was nothing other than an attempt to destroy the fledgeling Chechen state through Russian hands. It can only be assumed that at some point at the very beginning of the campaign he still believed that an end might be put to the Salafists by those same Russian hands, and that he might remain at the head of an independent Ichkerian state. In spite of the fact that Moscow's plans for Chechnya were clear from the very beginning. Moscow had no intention of entering into dialogue with an independent leadership. This is precisely why the Kremlin, in the guise of President Vladimir Putin, categorically refused to enter into dialogue with the President of Ichkeria, Aslan Maskhadov. Moscow had to take revenge for the first military campaign it lost in Chechnya, and to re-establish Chechnya as nothing more than a subject of the Russian Federation. This was to serve as an example to anyone who might have wanted to talk about independence in the future. Moscow had decided to show that the price of independence for a Russian Federation subject would be excessively high. Akhmad Kadyrov was able to convince a majority of Sufis in the republic that Moscow had no designs on their rights. Furthermore, everything was presented in such a way as to suggest that the war unleashed by the incursion of jamaats into Dagestan must as a consequence lead to a weakening of the Sufi majority's forces in this war; a weakening which, it was plain, the Salafists would take advantage of, and was in fact their intent. And so, in contrast to the first military campaign, where the Sufi element was largely represented as an anti-Russian instrument in the hands of politicians, in the second campaign, Sufism was completely undermined by the actions of Kadyrov. ELECTIONS IN CHECHNYA BETWEEN 2003-2005
Essentially the same thing that happened at the election of Aslan Maskhadov in 1997 also occurred at the 2003 elections in Chechnya. Among the candidates to become president of a pro-Russian Chechnya was a man who openly declared that he intended to rely on one of the biggest Sufi Brotherhoods in Chechnya, that of Sheikh Mitaev, whose murid he himself was. This was a well-thought-out move. Although a representative of the Qadiriyya tariqa, the candidate Khusein Dzhabrailov could secure the support of followers of several Naqshbandiya sheikhs, too. For example, two founders of Sufi Brotherhoods sheikh Bamat-Girei Khadzhi Mitaev, of the Qadiriyya, and sheikh Doku Shaptukaev, of the Naqshbandiya - were close friends during their lifetimes. This is precisely why followers of Qadiriyya sheikh Bamat-Girei Khadzhi Mitaev always emphasise their respectful attitude to followers of the Naqshbandiya tariqa of sheikh Doku Shaptukaev. The friendship between the two sheikhs has been transferred to the relationship between the two brotherhoods some one hundred years later. If Khusein Dzhabrailov were to be supported by the Naqshbandiya adherents of Doku Shaptukaev, there would then be a strong possibility of support from a related brotherhood, that of Deni Arsanov. (15) As a result, the candidature of Khusein Dzhabrailov, which was not rated highly by Moscow, could have had the most realistic prospects of success among those whom Moscow had allowed to participate in the Chechen elections (Pravovaia Initsiativa 2004). Things had progressed sufficiently far that Moscow, seeing the real danger of their own candidate failing, demanded in an unsubtle way that Khusein Dzhabrailov withdraw from the election, the pressure being brought to bear by means of a threat to blockade business activity within the Russian Federation. Khusein Dzhabrailov was compelled to withdraw his candidature in favor of the Kremlin's candidate Ahmad-Khadzhi Kadyrov (Newsru.com 2003). The same scenario was repeated a year later, at the unscheduled Chechen presidential elections in 2004(16) when, at Moscow's insistence, a renowned Chechen businessman from Moscow, Malik Saidulayev, withdrew his candidature in favor of the Kremlin nominee Alu Alkhanov (Newsru.com 2004Прометей №20 .docx). The fact that Moscow had not fully understood the ploys of candidates from the Sufi Brotherhoods suggests that they had underestimated the power of the Sufi factor at elections. And so it is very important to understand the general picture of how the interests of the Sufi Brotherhoods in Chechnya are aligned. Of course, no-one has conducted surveys of the population; no-one has found out how many murids are in the Sufi Brotherhoods of one or another sheikh. But it can be assumed, on the basis of the overall picture, that a comprehensive majority of the republic's population today still identifies itself with a Sufi structure. Putting it another way, around 90 per cent of Chechens are involved in actual politics through the Sufi Brotherhoods which have been acting as - or, more precisely, as substitutes for - political parties over the last two hundred years. In Chechnya at present there are no real political parties capable of representing the interests of various sections of the population: their place is taken by Sufi structures. And so the purpose of all the parties formed by the federal center is purely to act as levers for the administrative regulation of political processes, bypassing the actual nature of Chechen
society at this time. Whilst the parties exist on paper (Hale 2006), they are exclusively a mechanism whereby the interests of the federal center can be expressed, nothing more. KADYROV AND SUFISM IN MODERN CHECHNYA Ramzan Kadyrov, the son of Akhmad-Khadzhi Kadyrov, has gone still further than his father. He has become in some sense the inheritor in the republic of his father's ideas, and enjoys complete trust from the Kremlin, and from Vladimir Putin personally. Ramzan Kadyrov has elevated Sufism to the level of a cult celebrating Russia's state policy in Chechnya. In his attempts to overcome armed resistance from his electorate, Ramzan Kadyrov began to use Sufi traditions in his propaganda. Moreover, taking advantage of the widespread trust shown him by federal forces, he began a large-scale program building mosques in every population center, or rebuilding mosques which had previously existed. This entails the construction of hundreds of mosques in Chechnya. This total includes such grandiose edifices as "The Heart of Chechnya", which can accommodate ten thousand people, and is ornamented with gold and with exclusive Swarovskycrystal chandeliers (Rosbalt.ru 2008; Chechnyatravel 2012). As part of this process of returning to the Sufi Brotherhoods their due, Ramzan Kadyrov reconstructed cult objects linked to one or another sheikh throughout the republic. In the workplace, state employees in ministries and other institutions have been compelled to adopt national costume. Under his aegis, a television channel has been founded in Chechnya which, uniquely among all Russian Federation subjects, broadcasts 24 hours a day. In addition, Ramzan Kadyrov has established a special Islamic channel, which broadcasts for almost twelve hours a day, showing Islamic films dubbed into Chechen. There is a special Islamic press in Gudermes, which publishes work on Sufism and releases ideological material aimed against Salafism. Under this policy set by Moscow, for the first time Chechen Sufis have begun to make contact with Islamic Sufis in the Near East, North Africa and Malaysia. This is a phenomenon which has not occurred for over one hundred years, precisely because of the Russian policy of blocking all links between Russian Muslims and the wider Islamic world. At the same time, major Islamic theologians who adhere to the Sufi dimension of Islam have begun to receive invitations to visit Chechnya to conduct international Islamic conferences. None of this would be possible without the active support of Russia's Ministry of Foreign Affairs. The post of General Director was created within the Ministry, especially, it would seem, for the Chechen project. The position was held from its creation in August 2004 through until September 2009 by the former leader of the Communist Party of the Chechen-Ingush republic, the Chechen Dokka Zavgaev, who had earlier been recalled from his post as Russian Federation ambassador to Tanzania and named deputy foreign minister of the Russian Federation. That is, his role included, alongside managing the
foreign ministry's financial affairs, working on promoting the Kremlin's project of "Restoring Chechnya" into Islamic traditions, and establishing contacts with the Islamic world. The Islamic world was to see Chechnya as a part of Russia where Islam was the way of life. Ramzan Kadyrov's activity on the international stage has been so intensive that it might suggest to an outsider that here was a case of independent politics being conducted on an equal footing with leaders in the Islamic East. There have been frequent meetings with the King of Saudi Arabia, the Emir of Qatar, the Head of the United Arab Emirates, and renowned international spiritual leaders. This has all become so frequent and usual that there are few in Chechnya who doubt that such interactions are linked to Ramzan Kadyrov's personal qualities. However, even in this policy of cultivating Sufism there are lacunae to which neither Moscow nor Grozny wish to draw attention, which will ultimately lead to results diametrically opposed to those intended. The fact is that, in his policy of dominating Sufism, Ramzan Kadyrov is placing his largest stake on the Sufi Qadiriyya Brotherhood of sheikh Kunta-Khadzhi Kishiev, within which he happens to be a member. This can only be a cause of concern for the numerous other Sufi Brotherhoods in Chechnya, which always look with alarm upon the rise of another brotherhood to the heights of political power. And so, willingly or unwillingly, Ramzan Kadyrov is himself creating opposition, in the form of those people on whose behalf he is ostensibly acting. As for the feared prevalence of one brotherhood upon the others, there is in fact nothing to support the conclusions drawn by certain experts as to the numerical superiority of adherents of the Qadiriyya tariqa over the Naqshbandiya. No work or research has been done on this question, either in the USSR or later. And so it should not be taken as read when conducting research into this factor in Chechnya. Furthermore, during fieldwork in Chechnya on the cult structures of Sufi sheikhs, conducted between 1996 and 1999, after many hundreds of meetings and interviews in almost every population center in Chechnya, the author formed the personal impression that there was an approximate equality in number between the followers of the two tariqas. Indeed, it seemed as though the Naqshbandiya may actually be more numerous than the Qadiriyya. By remaining in the shadows and not performing zikr(18) (in public, the Naqshbandiya create this false hypothesis about the overall domination of the Qadiriyya in Chechnya), this is more an optical illusion than reality. The other point not considered by either Moscow or Grozny is the discrediting of Sufism by its association with the authorities. The "co-operation" between the authorities and the Sufi Brotherhoods discourages support from a certain section of the population, namely the intelligentsia and those young people who are still studying or have just completed their higher education. They reject this alliance between the state and Sufism. They see in it a betrayal of the republic's interests. It is, among other reasons, precisely this notion of collaboration which drives young people into the ranks of the jihadis, rather than any desire for revenge over insult and humiliation, as human rights activists operating in the
North Caucasus repeatedly insist upon. The departure of an active, educated segment from Sufi spheres pushes Sufism into aggression directed at its own constituency. The departure of the educated does not automatically equate to their acceptance of Salafism, it is an act of protest against Sufism. This phenomenon is the subject of lively discussion among Chechen communities on the internet. For example, reading Salafist sites, one can occasionally form the impression that they have no other enemies apart from Sufis. CONCLUSION When speaking of Islam in Chechnya, it should be borne in mind that while it has many tendencies in common with the development of religion elsewhere in Russian society, it also has highly specific aspects which have enabled the Sufi element to be still more dominant at the present time. The Sufi structure, which has adapted itself to the real life of Chechen society, has become more of a national phenomenon, having to a great extent lost the characteristics of classical Sufism. The very fact that it has taken on specific functions associated with political parties bears witness to its excessive politicization. Correspondingly, this has led to the opinion of the Sufi element being taken into account in the political decisions made in Chechen society. However, the stake placed on just one of the many brotherhoods will bring about the opposite results to those intended, since all the others act in opposition to the brotherhood on which the state has made its bet. This is why it is vital to consider the degrees of closeness between the various Sufi Brotherhoods. The realities of present-day life in Chechnya demand the participation of individuals from many, if not all, the Sufi Brotherhoods, which will lift the hidden resistance of some brotherhoods towards others whose members are represented in positions of power. However, one should not be carried away by the thought of the Sufi Brotherhoods' omnipotence. This may have been possible during the period of their resistance against authority up until the Chechen wars of the 1990s. However, since the appearance on Chechen soil of the Salafists, the brotherhoods' energies have been divided between two fronts: against the authorities and against the Salafists. While the Sufis are being used as allies of the authorities, disillusionment with Sufism and the swelling of the ranks of radical Salafism will continue to rise as a direct result. And so the role of the Sufi Brotherhoods will also be susceptible to change, proportional to the weakening of their position in society.
BIBLIOGRAPHY Akaev, V. (1994) “Sheikh Kunta-Khadzhi. Zhizn' i uchenie”, Grozny. Akaev, V. (2011) Sufiiskaia kul'tura na Severnom Kavkaze: teoreticheskie i prakticheskie aspekty. Grozny. Akhmadov, I. and Lanskoy, M. (2010) The Chechen Struggle, Independence Won and Lost, Basingstoke: Palgrave Macmillan. Akhmetkhanov, S. and Dukhaev, A. (2007) Pravednyie predki. Epokha Shaikhov., Grozny: Djangar. Babich, I. and Solov’eva, L. (eds) (2004) Islam i pravo v Rossii. Pravovoi status islama na Severnom Kavkaze Respublika Adygeia i Kabardino-Balkariia, Moskva: RUDN.
Chechnyatravel (2012) “Serdtse Chechni”, chechnyatravel.com, 15 January. Online. Available HTTP:
(accessed 21 August 2013). Gel'man, V. (2008) “Party Politics in Russia: From Competition to Hierarchy”, Europe-Asia Studies, 60: 913-30. Hale, H. (2006) Why Not Parties in Russia? Democracy, Federalism, and the State, Cambridge: Cambridge University Press. Khaiba (2012) Sugaip-Mulla Goisumov, Grozny. Kogan-Yasnii, V. (1998) “Politicheskii aspekt otnoshenii federal'nykh organov vlasti Rossiiskoi Federatsii s Chechenskoi respublikoi v 1990-1994 gg.”, in O. Orlov and A. Cherkasov (eds) Rossiia - Chechnya: tsep' oshibok i prestuplenii, Moskva: Zvenia. Online. Available HTTP: < http://memo.ru/hr/hotpoints/chechen/itogi/> (accessed 31 July 2013). Kozlov, V., Kozlovaia, E., Polian, P. and Sheremet, V. (eds) (2011) Vainakhi i imperskaia vlast': problema Chechni i Ingushetii vo vnutrennei politike Rossii i SSSR, Moskva: ROSSPEN. Lenta.ru (2003) “Biznessmen Khusein Dzhabrailov snial svoiu kandidaturu s vyborov prezidenta Chechni”, Lenta.ru, 2 September. Online. Available HTTP: (accessed 31 July 2013). Muzaev, T. (1999) Chechenskii krizis - 99. Politicheskoe protivostoianie v Ichkerii: rasstanovka sil, khronika, fakty, Moskva: Panorama. Nasukhanov, M. (2008) Vird. Nasledie sheikha Bamatgirei-khadzhi, Grozny Newsru.com (2003) “Kandidat v Prezdienty Chechni Khusein Dzhabrailov otkazalsia ot vyborov posle razgovora s Voloshinym”, Newsru.com, 2 September. Online. Available HTTP: (accessed 31 July 2013). Newsru.com (2004) “Malika Saidullaeva snova ne dopustili do vyborov prezidenta Chechni. Na etot raz iz-za pasporta”, Newsru.com, 22 June. Online. Available HTTP: < http://www.newsru.com/russia/22jul2004/malik.html> (accessed 21 August 2013). Pravovaia Initsiativa (2004) Otchet o rabote za 2004 god. Online. Available HTTP: (accessed 31 July 2013). Rasanov, A.-R. (2009) Nasledie. Sheikh Deni i Bagauddin Arsanovy, Moscow. Rosbalt.ru (2008) “Mechet’ ‘Serdtse Chechni’ ukrashena zolotom i kristallami Swarovski”, rosbalt.ru, 17 October. Online. Available HTTP: (accessed 21 August 2013). Roshchin, M. (2011) “Chechnya v epokhu Dudaeva”, in I. Tekushev, K. Shevchenko, Islam na Severnom Kavkaze: istoriia i sovremennost', Prague: Medium Orient. Online. Available HTTP: (accessed 31 July 2013). Vatchagaev, M. (2009) Sheikhi i ziiaraty Chechni, Moskva. Vatchagaev, M. (2011) “Virdovaia struktura kak prototip politicheskikh partii v Chechne”, in M. Albogachieva (ed.) Islam v Rossii i za ee predelami: istoriia i kul'tura obshchestva, Magas-St. Petersburg. Online. Available HTTP: (accessed 21 August 2013). Zel'kina, A. (1999) “Islam v Chechne do rossiiskogo zavoevaniia”, in D. Furman (ed.), Chechnya i Rossiia: obshchestva i gosudarstva, Moskva: Sakharov Centre.
Note: 1. A sufi Sheikh is the spiritual leader who teaches his disciple - the murid - how to follow his life path. Classical sufism implies that a sheikh must be alive, so as to lead his murid, and that silsila (chain of spiritual transmission) passes from one living sheikh to another. In Chechen sufism, however, some brotherhood are based on defunct sheikhs who did not transmit silsila to anybody. In order not to break the continuity, it is admitted that sheikhs transmitted their spiritual leadership to members of their family – which makes Chechen sufism different from classical forms of sufism. 2. A murid is a person who is committed to a Murshid (teacher) in a Tariqah (spiritual path) of Sufism. 3. The fact that Sufi Brotehrhoods exert some of the functions of political parties (organizing interests and ideas and playing an active role in the competition for power) does not exclude the existence of political parties in Chechnya. During the 1997-1999 period, main political figures (A. Maskhadov, Sh. Basayev, S. Raduyev, M. Udugov) founded their political parties, organized meetings, played by the formal rules of electoral pluralism and did develop some forms of clientelism through the party (Akhmadov and Lanskoy 2010: 91-5). With the “political settlement” of the second war and the reintegration of the Chechen Republic within the Russian Federation, the Chechen political landscape started to reflect the situation on the federal level. Main political parties exist as such on funds from the federal center, elections are mainly a formal procedure that lead to a victory of the party of power (Hale 2006 ; Gel’man 2008).
4. Born in a Dagestani village, Saltinskii, an associate of Imam Shamil, had served years of hard labor in Siberia; he attempted to establish an Islamic theocratic state - an emirate - in the North Caucasus, along the lines of Shamil's imamate. 5. The title Turkkh signifies a local leader of one or another vird (one of the Sufi Brotherhoods within a tariqa). There may be one drawn from a single brotherhood in a village, while if the village is large, then there may be several turkkhs drawn from the same brotherhood. Most often, in a particular population center, there will be several turkkhs, each belonging to a different brotherhood. 6. Following the deportation of the Chechens in 1944, the Soviet authorities sent Chechen sheikhs back to Chechnya, in order that they use their standing to persuade those Chechens who had remained in the mountains to voluntarily surrender and to join their families in exile. At the same time, those same authorities sought to discredit the sheikhs' participation in these operations as a betrayal by the sheikhs of their murids. By insulting and humiliating them, the authorities were certain that they could deprive the sheikhs of support from their murids. In fact, the murids rejected the authorities' propaganda and accepted everything that the sheikhs did as a mission laid upon them by the Almighty. 7. Translator's note: a qadi is a judicial figure with jurisdiction over Muslims. 8. Bislan Gantamirov, one of the leaders of the anti-Dudayev opposition, who was later appointed by Moscow as Grozny mayor in counted himself a follower of this particular sheikh. 9. Sheikh Deni Arsanov and Sheikh Dokka Shaptukayev were cousins; moreover, they both received silsila for the right to have their own brotherhood from Sheikh Ellakh-Molla. Ruslan Khasbulatov considered himself a follower of this sheikh. 10. The grandson of this sheikh - Shamsudin Yusef - became the first foreign minister of Ichkeriia, under Dudayev. 11. We see thus that even if sufi brotherhood take political stances and promote political interest, they do not ensure a unique position among their followers : the fact that a leading political actor belongs to this or another brotherhood does not determine the position of the brotherhood itself, whereas the position of the brotherhood does not strictly determine the political position of all the followers. 12. He was the descendant of mujahir Chechens, who forcibly left the Russian Empire to settle in the Ottoman Empire at the end of the 19th century. 13. Translator's note: jamaat literally means "assembly". 14. One example of a teip-based unit was the element formed to protect Aslan Maskhadov; its members were all drawn from the Alleroi teip, although they were from different population centers in the republic, including mountainous areas, valleys and the Terek region. 15. The districts of Shali, Vedeno, Gudermes, Kurchaloi as well as Grozny agricultural district 16. Sheikh Doku Shaptukayev and sheikh Deni Arsanov were related to each other, and since both received the right to be sheikhs from sheikh Ellakh Molla Debirov, their followers see each other as natural allies. 17. These unscheduled elections were called as a result of the assassination of Akhmad Kadyrov at the military parade in Grozny on the 9th of May 2004. 18. Translator's note: a Sufi devotional practice involving the recitation of prayer and litany.
http://www.caucasus-survey.org/vol1-no2/vatchagaev-politicization-sufism-chechnya.php
В памяти известного ученого А. Шавхелишвили (историке-этнографе и просто о человеке). (об отце – проф. Абраме Шавхелишвили, историке-этнографе и просто о человеке). Бела Шавхелишвили.
Нет и моего папы... Я как-то уже упоминала, что писать о родных и близких очень сложно и рискованно, т.к. не поверят... И наверно будут правы!. Правда – у каждого своя, хотя, есть правда взаимоотношений отцов и детей, где думаю, что правы обе стороны... Думаю, что о них говорить всё же стоит... Вот и я хочу поделиться с вами моей правдой о моём отце... о папе – я часто буду так его называть, мне так комфортнее, т.к. в моём понимании дочери в слово папа вкладывается больший смысл –и он мне ближе ... Читатель, которому знакомы мои работы, наверняка знает, что я дочь известного учёного-историка, проф. Абрама Шавхелишвили – я часто ссылаюсь на его труды или просто упоминаю при надобности в своих текстах. Скажу заранее - то, чем я занимаюсь, кем я стала и как я смотрю на мир и анализирую его – это в большей степени заслуга моего отца... Но начну издалека... При рождении родители его нарекли Абрамом – бабушка так объясняла этот факт: это имя из «Ветхого завета»; так звали многих успешных и представительных мужчин в наших краях и я своему сыну тоже желала, чтобы он был и красив, и в жизни преуспел.. Дома и в школе его называли Жора и о том, что его зовут Абрам он узнал только после её окончания, когда получал аттестат зрелости. Позже, когда мы переехали жить в Грозный, вайнахи его назвали Ибрагимом – это в знак особого уважения к нему и в знак того, что они его считали своим... Этот жест со стороны его новых друзей отцу очень импонировал, но своему имени он никогда не изменял и считал, что имя и фамилия человеку даются свыше и он должен их носить всю жизнь и достойно. И был прав... О своих школьных достижениях он говорил мало, но часто с удовольствием рассказывал о своих сверстниках, кто школу закончил с отличием и во взрослой жизни тоже преуспел – например, о проф. Дмитрие Цискаришвили – экономисте и хорошем его друге, о доц. Мито Цотоидзе – о враче, как о блестящем хирурге, о Мосэ Ашадзе – о геологе и очень интересном тушинце, который приехав в Тбилиси, на вид простым провинциальным юношей, вскоре стал желанным другом и гостем всего тогдашнего бомонда города благодаря своему остроумию, внешнему обаянию, не по летам хорошему образованию и неординарности своей натуры, о докторе наук Леване Чрелашвили – об очень серьёзном исследователе поэзии Важа-Пшавела, о химиках проф. Арсен Швелашвили и кадидате наук Эсме Ушараули – тоже прекрасных учёных и многих других. Для него школьная успеваемость до конца жизни осталась своеобразным критерием оценки человека, а если кто-то по жизни не оправдывал свои бывшие успехи, то говорил: – ну не повезло в жизни человеку, значит удача отвернулась... Себя он считал человеком очень удачливым, хотя считаю, что все его достижения и регалии – были больше плодом его нечеловеческой трудоспособности, нежели возможно даже таланта или удачи. Это
так! Однако, способностей у него хватало: был прекрасный... оратор наверно громко сказано – скорей, умел хорошо говорить, любо было видеть его лезгинку, когда он кружил в танце, у него был очень приятный тембр голоса и любил напевать песни под свой же аккомпанемент гармони (он был самоучка, поэтому дальше тушинских песен и мелодий у него не шло), был прекрасный тамада – с ним было интересно и взрослым, и детям... Хотя , я всю свою жизнь папу помню за письменным столом буквально погружённого в книги, в бумаги... Он мог дни и ночи напролёт читать, писать и снова читать... Я думаю, это ему доставляло большое удовольствие, т.к. он знал, что делает благое дело и был уверен, что работать в науке удел избранных и он должен этому в определённой степени соответствовать. Папа родился в грузинском с. Земо-Алвани в 1927 году – здесь по сей день живут тушины – цовцы и пирикительцы. Ещё в середине 19-го века его фамильное с. Сагирта в Тушетской Цовата было снесено снежно-водяной лавиной и оставшееся население села вынуждено было спуститься с гор и поселиться на Алванской долине в Кахети, где уже было несколько тушинских сёл и пастбище, которое издревле было даровано грузинскими царями на вечное пользование тушинам. Папа очень гордился своими корнями – род Эдишеридзе (позже они стали Шавхелишвили – я об этом уже как-то писала) принадлежал к азнаурам (к знатному роду), по численности их было много и все они вели очень достойный образ жизни: были очень трудолюбивы, а потому имели много овец и именно этим снискали себе звание азнауров, были очень воинственны и бесстрашны в бою, т.к. могли отбить любого врага - не спрашивай сколько врагов, а иди и бей их – это было сказано о них, были очень преданы своей Тушети, родине и царю – среди них были такие, которые состояли в охране царского престола, не было случая предательства или бегства с поля боя, всегда шли на помощь друг другу– об этих и других достоинствах своих предков отец много рассказывал и это доставляло ему большое удовольствие. Хотя, надо сказать, что он гордился и не только своим родом, но и всеми тушинами и своим краем Тушети, но и своей Грузией... Это так! Сейчас это звучит очень патетически, но поверьте, по отцу я поняла, что есть люди, для которых все эти понятия являются смыслом жизни... Именно в этом русле шли всегда разговоры в кругу его друзей или знакомых. Папа знал много преданий, легенд, рассказов, по специальности философ – был прекрасным историком, поэтому находиться в его обществе было всегда интересно. Вы бы видели, как он радовался каждой новой архивной справке или рукописи и с каким воодушевлением он принимался писать новую статью – ну, а если это касалось тушин, то в доме был настоящий праздник... Возможно поэтому у меня такое глубокое убеждение, что его работам можно доверять, ведь каждое свое положение он старался подкрепить документально. К стати, меня он тоже всегда приучал к этому – каждую мысль, особенно новую, надо аргументировать, а то не поверят– говорил он. Ещё будучи студентом папа успел жениться на моей маме – кистинской красавице Лейле, дочери Юсупа Маргошвили, просветителя кистов Панкиси и очень
уважаемого не только в Кахети, но и за пределами Грузии человека. Несмотря на то, что папа сам тоже был из хорошей семьи и его отец тоже слыл человеком достойным, их брак с обоих сторон был встречен очень сдержанно: разная вера, разный менталитет и жизненные устои, традиции, с которыми непременно надо было считаться... Возможно поэтому, несмотря на моложавый возраст (папе к тому времени было всего 21) свою судьбу он воспринял как свыше данный знак, который налагал на него больше ответственности - ему не по летам предстояло быть более мудрым в общении с глубоко патриархальными родителями своей жены и быть достойным мужем женщины, которую он похитил у целой армии поклонников, как среди кистов, так и среди грузин. Для этого – вы удивитесь, также, как и я, узнав эту новость – он начал с того, что научился говорить по-кистински... Возможно в семье и не было проблем общения с моим отцом, т.к. все владели грузинским, но дедушка Юсуп поступок папы с тех пор оценил по достоинству – очень уважал, с удовольствием с ним общался и всегда приводил в пример молодым зятьям ... Позже, когда папа после окончания философского факультета Тбилисского государственного университета по распределению поехал в панкисское с. Джоколо работать директором 8-летней школы, то эти знания ему очень пригодились, т.к. сразу взыскали к нему любовь и доверие со стороны кистов. Это и неудивительно, ведь знание языка быстро снимает все существующие между людьми барьеры... По природе папа был очень общительный и добрый человек, поэтому сельчане часто обращались к нему за помощью и он был безотказен - вплоть до доставки к больным врача из районного центра Ахмета и материальной помощи. Всё это он делал с большим энтузиазмом и желанием, т.к. традиция помощи ближнему была свойственна обеим семьям и, если кистинская бабушка Дзадзи воспринимала это как само собой разумеющееся (я писала об этом в воспоминаниях о дедушке Юсупе), то тушинская бабушка Марьям всегда переживала – нет, не от жадности, просто отары овец, которые дедушка Або годами копил и вкладывал в их уход неимоверный труд и здоровье (его почти не бывало дома!), дед мог в одночасье отдать нуждающимся, забыв о том, что у него за спиной тоже есть большая семья. Ещё будучи в Панкиси, папа поступает в заочную аспирантуру по специальности «История народов Кавказа» и под руководством акад. Нико Бердзенишвили работает над взаимоотношениями Грузии и Чечено-Ингушетии с древнейших времён – позже, этот вопрос и стал темой его диссертационной работы. Этот период жизни моих родителей совпал с годом восстановления ЧеченоИнгушской республики (1957г.) и дедушка Юсуп советует им на время переехать в Грозный - пока молодые, встанете на ноги - да и на месте наверняка нужны кадры с высшим образованием... - говорил он. С большим одобрением эта идея была встречена и научным руководителем Н. Бердзенишвили, т.к. перспектива пополнения исследовательским материалом будущей диссертации отца наверняка прибавлялась. Вот так, нежданно-негаданно моя семья оказалась в Грозном. Папу сразу приняли в научно-исследовательский институт (ИИЯЛ), а маму - в краеведческий музей; обоих - научными сотрудниками.
В Грозном начинается самый активный и плодотворный отрезок их жизни – новые знакомства, новый круг общения и новые друзья... Вайнахская интеллигенция очень радушно приняла моих родителей. Постепенно расширился круг друзей и доброжелателей моего папы – молодые учёные, поэты, писатели, просто знакомые любили общаться с ним и бывать у нас дома на посиделках... Я эти встречи никогда не забуду: они всегда проходили бурно – в разговорах и воспоминаниях за весёлым застольем... Папа, как всегда был тамада, много рассказывал о Грузии, её традициях, зная много стихов, старался в переводе донести до присутствующих суть грузинской поэзии. Он сам тоже писал стихи и очень обижался, когда я не высказывала особого восторга в их адрес... Честно (!) – я считала, что он прекрасный учёный и терять время, скажем, на не совсем качественные стихи не должен... По папе я поняла, что человек лучше всего раскрывается как личность и проявляет свой интеллект за грузинским столом. Это правда... Из множества грузинских тостов было несколько, которые папа особенно любил и заставлял каждого сидящего за столом обязательно высказаться – это были: 1. за родину и корни, 2. за кавказское братство и 3. за безвременно ушедших и за таких, у которых не осталось наследников... Тост о родине, о Грузии был как мини-научное произведение, которое нельзя было слушать без внутреннего напряжения и особого внимания... Этим тостом он задавал окружающим такой стимул, что каждый сидящий за столом тоже старался как-то по-особому говорить о своих собственных корнях. Говоря по сути, у каждого, сидящего за столом Родина и Корни были свои собственные, поэтому он считал, что у них и отношение к ним должно быть у каждого своё, сокровенное - особенно у вайнахов, которые только что вернулись на родину и встречу со своей землёй переживали много- много острее... Слова, которые они произносили, конечно же я не помню – но помню, что одни охотно подключались и говорили долго и одухотворённо, другие просто ограничивались несколькими словами, как это случалось с проф. Исраилом Гамидовичем Арсахановым, у которого через какие-то два-три предложения начинал трястись подбородок и он моментально замолкал... И отчётливо помню их глаза, которые, как правило, наполнялись слезами... Да, понятие родина и корни всё же очень личное и сокровенное для всех кавказцев – потому и длится столько веков эта битва за Кавказ... Тост за ушедших и тех, у кого не осталось наcледников был особенный. Нет...его первая часть была понятна всем, но вот вторая часть не всегда адекватно воспринималась, хотя для отца была наиболее значима, т.к. тост был чисто тушинский... А дело вот в чём: в силу того, что овцеводство требовало постоянного
и непосильного труда вне дома и семьи, то пастухи и сами овцеводы часто оставались без детей и уходили из жизни так, что потомства, чтобы их вспомнили, у них не оставалось... По этой причине среди тушин есть фамилии, которые исчезли вообще. Каждый тушин этот факт переживает, как личную трагедию, возможно поэтому этот тост занял такое значимое место в понимании тушин и считается обязательным. Тему овцеводства папа заканчивал двумя тостами, которые также встречаются только у тушин –правда, они кажутся немного смешными: 1. за тех, кто в туманных тулупчиках и ещё безусы – пусть им удастся... (т.е. за тех, кто только-только получил крещение пастуха) и 2. выпьем за пастухов, которые не получают зарплаты (это тост за пастушьих собак – кавказских овчарок - их называют нагази). Несмотря на свой юмористический оттенок, это довольно серьёзные тосты, т.к. тот кто знает трудности профессии пастуха и овцевода, то поймут, что юноши крещение на эту профессию могли получить не сразу и не все – просто не выдерживали... Тост о пастушьих нагази тоже был очень значим, т.к. без них пастухи, как без рук – это и охрана днём, это и помощь в погоне за отарами, это и ночной дозор, поэтому пастухи относятся к ним очень бережно, как к лучшим друзьям. Вообще на тему овцеводства в народе ходило много баек – одни были из правдивых историй, а другие - немного приукрашены, но главное, что были (!) и папа не упускал случая, чтобы рассказать о них. Хотя, главной темой, на которую папа мог говорить часами, это была тема геройства и отважности тушин в боях за независимость Грузии – например, о героях «Бахтрионского сражения»; народную поэму «Бахтриони» он знал всю наизусть и особенно гордился его героем Мети Сагиришвили; думаю, что он считал его своим прямым предком, т.к. фамилия Сагиришвили исходит из названия с. Сагирта Тушетской Цовата, откуда и идёт род моего отца Эдишеридзе. Тост о Тушети и тушинах начинался с исторических корней, потом переходил на описание красот этого края, затем – говорил о людях, которые там живут... по-переменно включал стихи и выдержки из истории и т.д. Я приведу некоторые из них: … начинал он с Николоза Бараташвили (XIXв.), классического романтика грузинской поэзии, который в своём маленьком четверостишии, посвящённом тушинам, сумел отразить главные их качества: мужество, бесстрашие, преданность отечеству и царскому престолу: ნ ა უნ ჯნ ი ყ მ ა ნ ი ც მ ე ფი ს ა , თუშ ე ბ ი მ ოუღა ლა ვ ნ ი , «Преданные молодцы для царей - это тушины неустанные, ს დე ვ ნ ი ა ნ მ ტე რთა მ ძ ი ნ ვ ა რე დ, ვ ი თ მ გ ე ლნ ი ც ხ ვ ა რთა მ ლა ლა ვ ნ ი ! Они так свирепо гонят врагов, словно волки, преследующие овец! თქ ვ ე ნ ი ჭ ი რი მ ე თუშ ე ბ ო , ბ ი ჭ ობ ა თქ ვ ე ნ ი ქ ე ბ ულა ,
Дорогие мои тушины, ваше геройство (издревле) было достойно похвал,
მ ა ხ ვ ი ლი თქ ვ ე ნ ი მ ა რა დი ს და ღე ს ტნ ე ლთ ქ ე დზე ლე ს ულა ! Ведь острый мечь ваш всегда на дагестанских горных хребтах точился! ...в продолжение темы: - о свободолюбивом характере тушин: единственное, кого они признавали – это Господа и Царя (и то, если только на равных!): თუშ თ ა რ ი ც ი ა ნ , ვ ი თა რც ა , ვ ი ნ ა რი ს მ ონ ა ბ ა ტონ ი , «тушины не знают кто такие рабы и господа თა ვ ა დ ა რი ა ნ თა ვ ი ს ი მ ბ რძ ა ნ ე ბ ე ლი და პ ა ტრონ ი ! они сами себе и приказчики, и хозяева!» ... об их гордом нраве:
ვ ი ნ ა მ თქ ვ ა თუშ თა და ლე ვ ა - ნ ა პ ი რ მ ოტე ხ ა ც ი ს ი ა ...
«кто сказал что тушин стало меньше – ими целый кусок неба оторван...» ... о надёжности тушин: თუშ ე თი ღვ თი ს გ ა ნ ნ ა კ ურთხ ი , ე დე მ ი ს ბ ა ღი მ ი ჯნ ური , «Тушетия – это край богом благославенный, любимый, подобно райскому саду ღი ლი ა ს ა ქ ა რთვ ე ლოს ი , ზე დ ოქ როს ძ ა ფი თ მ ი კ რული Это пуговка Грузии, нашитая золотыми нитями». Их было много... благо, если это было грузинское застолье – там всем всё было понятно, но с таким же успехом папа их декларировал среди вайнахов и не уставал их переводить... Как правило, заканчивал таким стихом:
წ ი ნ ა პ ა რთ ს ა ფლა ვ ე ბ ი თ და შ ვ ი ლთა ა კ ვ ნ ე ბ ი თ, ა რც ვ ი ს ზე მ ე ტნ ი და ა რც ვ ი ს ზე ნ ა კ ლე ბ ნ ი , «с могилами предков и детских множеством люлек, не величавее и не хуже других,
ა ხ ა ლგ ა ზრდე ბ ი თ და ხ ა ნ შ ი შ ე ს ულე ბ ი თ თუშ ე ბ ი მ ი მ რა ვ ლე , ღმ ე რთო , გ ე ვ ე დრე ბ ი ! со своими и молодыми, и стариками – тушин прибавь нам, Господь, только это я тебя прошу!» Папы не стало когда ему было 79 лет и, несмотря на возраст, он до конца жизни на память знал архивные справки со своими номерами фондов и папок, всю прочитанную им историческую литературу мог назвать с указанием года и места издания, помнил наизусть много стихов, преданий – удивительная была память... Надо сказать, что отец был человек с большим юмором, поэтому самую вроде бы простую историю он мог рассказать так, что все окружающие смеялись до слёз... Я не могу вам привести примеры, т.к. с моих уст в них никакого юмора вы и не почувствуете... Все они были из его собственной жизни, из жизни друзей его детства или односельчан – их, как анекдоты, тушины пересказывают друг другу по сей день.
Как вы понимаете, у нас было не только весело, но и очень интересно. Понятно, что такие встречи были не только за застольем... Хотя, истины ради надо сказать, что это была заслуга не только папы, но и наших гостей - его друзей... С некоторыми из них я и хочу вас познакомить. Из вайнахов Халид Дудаевич Ошаев был одним из самых близких друзей моего отца. Это был энциклопедически разносторонне образованный человек, интеллектуал в его истинном понимании - прекрасный историк и этнограф, писатель и критик (по специальности врач-хирург, которому и в депортации, и позже вообще было запрещено заниматься медициной...), очень достойный учёный и исследователь - его каждое слово имело и по сей день имеет и смысл, и цену... Слушать его было одно удовольствие, т.к. у него была удивительно стройная, наполненная различными историями и высказываниями из народного фольклора речь; в добавок ко всему, он много шутил и главное - говорил много добрых слов о Кавказе и о Грузии... Помню его такую фразу: - если бы я не родился чеченцем, я бы желал родиться грузином... Сейчас, через много лет, я могу провести прямую параллель между ним и известным лингвистом и общественным деятелем начала 20 века Заурбеком Мальсаговым (автором известной «Ингушской грамматики» и многих других очень достойных трудов), который писал в своём дневнике –я как-то упоминала об этом, но повторюсь – «Я встречаюсь с этой древней землёй Колхиды, как сын, и каждый раз - как сын, с ней расстаюсь...». Как человек, Халид Дудаевич был удивительно добрый, открытый, чуткий, очень щедрый и справедливый, умел прощать (щадил даже своих злотрепателей – а их было немало!), был безотказен, если нужна была помощь, не выносил, когда унижали и оскорбляли его народ и всегда об этом открыто говорил... За это он поплатился местом замдиректора НИИ Истории, языка и литературы, не печатались его научные труды и художественные произведения. Посадить его не могли, т.к. уже был стар, но всеми способами лишали всех контактов с окружающим миром... – мучали много, но не сломали... Это характер – с ним уже века ничего не могут поделать. Говорить о романах Халида Дудаевича Ошаева сейчас очень сложно – на первый взгляд они кажутся истинными проводниками той старой коммунистической идеологии («Пламенные годы», «Весна», «Комбриг Тасуй» и др.), однако, если не акцентировать внимания на сюжет и приглядеться к их героям и образам, то в каждой мелочи можно уловить характер чечнцев и ингушей, их менталитет, обычаи, элементы традиционных ритуалов. Это очень тонко написанные произведения. К примеру, повесть в «Гибели Вендетты» (которая, к стати, написана в соавторстве со знаменитым Магомедом Мамакаевым), описана кровная месть в её тончайших деталях и заинтересованный в этом вопросе человек может многое для себя почерпнуть. Халид Дудаевич умел ценить и поддерживать настоящую мужскую дружбу – я помню, узнав о том, что папа в Тбилиси защищает кандидатскую диссертацию, он
приехал на защиту и выступил на заседании. Папа был очень тронут этим, ведь дядя Халид не был оппонентом, не был руководителем диссертации, а просто по дружбе посчитал нужным поддержать ... Выступления Халида Дудаевича всегда производили неизгладимое впечатление –были наредкость познавательными и содержательными, при этом он умел держаться очень достойно, поэтому имя Халида Ошаева, которое грузинские учёные знали всего лишь по его научным трудам, потом запомнилось им уже надолго. Надеюсь читатель не подумает, что у нас только и делали, что проводили время за застольями – нет, конечно... просто наша семья была местом, куда можно было прийдти, посидеть, немного расслабиться и быть уверенным, что тебя поймут правильно, не предадут и не подставят... Потому с таким удовольствием и приходили. Спустя годы, внимательно анализируя жизнь, прожитую моим отцом, всё больше задаюсь вопросом – какие человеческие качества позволяли ему поддерживать эти тёплые и добропорядочные отношения с таким широким кругом друзей и знакомых –ведь он был не так уж и мал этот круг... И прихожу к выводу, что скорей всего это была его искренность, открытость и умение чутко оберегать все эти отношения... И ещё – он был человек слова. К тому же он был очень энергичен и настолько инициативен, что порой совершенно неосуществимые идеи мог воплотить в жизнь... Именно так это и было и, чтобы не быть голословной, расскажу один случай, произошедший в экспедиции в Тушети: получилось так, что из-за непогоды группе никак не удалось выехать и уже кроме мяса, нескольких голов лука и муки у них из продуктов ничего не осталось. Все голодны и стойбище овцеводов тоже далеко, негде даже смесить тесто – вокруг поляна, папа предлагает: вы готовьте мясо для хинкали (его надо было нарезать так мелко, чтобы довести до фарша – благо, для этого был кинжал и лишний небольшой планшет), а я займусь тестом... Все дружно переглянулись, но промолчали, т.к. с мясом ещё как-то можно управиться, но тесто(?) - вокруг нет даже маленькой дощечки, на которой можно его замесить; папа достаёт завалявшуюся у него в вещмешке газету, аккуратно раскладывает её на траве, высыпает на неё муку и медленными движениями пальцев, подливая по капели воды, начинает месить... Через некоторое время, к удивлению всех - тесто уже замесено, а газета остаётся сухой; газету он откладывает в сторону со словами – а она ещё может пригодиться... и продолжает дальнейшие действия: отрывает маленькие ломтики теста, прямо на ладони по одной раскатывает, кладёт туда уже готовое мясо, свёртывает в хинкали и отправляет в котёл с кипящей водой... Мне самой это представить трудно, но хинкали, говорят, были просто отменные, а этот случай ещё долго был предметом разговоров всех – особенно пастухов-тушин, которые тоже не могли поверить, если бы не рассказ очевидцев. Большая дружба связывала папу с проф. Исраилом Гамидовичем Арсахановым – патриархом вайнахского языкознания. Он был много старше отца, но общались они скорей на равных. Это было проявление высшей внутренней культуры Исраила
Гамидовича - он с одинаковым уважением относился ко всем: к студенту, к профессору, к старикам, к детям... Это был удивительно добрый, стеснительный и мягкий человек, которого можно было сравнить разве только с пчелой, которая скрупулёзно делает своё дело и выдаёт очень качественный продукт... Его работы говорят сами за себя. Его никто не видел чем-то расстроенным, злым или обиженным на кого-либо. Помню, когда уже в пост-советское время молодые корьеристы Грозненского госунивеситета пришли и потребовали от него оставить кафедру, которой он заведовал, он ушёл спокойно, не проронив ни слова... - и больше туда не возвращался... Позже, они конечно сожалели и корили себя за содеянное, но было уже поздно... Удивительно выдержанный был человек. С папой они по-долгу беседовали, рассказывая друг другу какие-то интересные истории и народные предания - это могло длиться часами и от этого никто не уставал. Надо сказать, что папа очень любил литературу, поэзию и фольклор (особенно народную музыку). Возможно это и сближало его со многими вайнахскими поэтами и деятелями культуры, поэтому понятна его дружба, к примеру, с поэтами Нурдином Музаевым и Ахмедом Сулеймановым, художником Русланом Мамиловым, писателем Идрисом Базоркиным, со заменитым Махмудом Эсембаевым и многими другими. В моей семье до сих пор хранятся очень красивые рекламные плакаты великого Махмуда, подаренные им и две черкески для моих сыновей, которые он прислал, когда узнал, что у папы родились внуки. Поэт Нурдин Музаев был человек с большим юмором, хорошо знал и любил грузинскую прозу и поэзию и очень сокрушался, что не владеет грузинским языком – если переводы ваших поэтов на русский такие красивые, - говорил он, - то представляю, как они звучат на своём грузинском... Он не раз бывал у нас в гостях, охотно читал нам свои собственные сочинения на чеченском и, помню, что именно у нас, за очередной трапезой родилась идея перевести на чеченский язык поэму Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Это было сказано между словом: както папа рассказывал о том, как мой дедушка Юсуп переводил писателя Александра Казбеги на чеченский и сказал, что надо бы продолжить знакомить вайнахов с грузинской литературой и вдруг, обратившись к дяде Нурдину, совершенно неожиданно по-чеченски произнёс такую фразу: Делахь, Нурдин, перевод Руставели ахь йа йеза - и гIиллакх, ахь дика дийр ду... «да, Нурдин, перевод Руставели ты должен сделать - это дело ты хорошо сделаешь...» В то время мне показалось, что это была просто брошенная фраза... Однако, прошло время, мы уже жили в Тбилиси и к нам в гости приехал Нурдин Музаев и привёз поэму Руставели на чеченском языке, уже изданную книгой. Это было в 1970 году. Правда издание внешне было, мягко говоря, не очень впечатляющим – напечатано было мелким, плохим шрифтом, сама книга тоже маленького формата, но факт был налицо... Это был большой подарок для грузинской поэтической элиты, все очень радовались, ведь к когорте переводов «Витязя...» почти на все языки мира, прибавился и чеченский перевод. Это событие освещалось и в прессе и, я помню, даже была идея переиздания этого перевода с помощью грузинских коллег... К сожалению, тогда эта идея осталась неосуществлённой, хотя, думаю, что и сейчас не поздно это сделать...
Частым нашим гостем был поэт и историк Ахмед Сулейманов. Эти встречи были особенно запоминающимися, т.к. как правило, с собой он приносил свою знаменитую балалайку и после своих стихов, которые он очень впечатляюще декларировал, обязательно пел песни собственного сочинения – их и сейчас поют в народе. Эти песни очень мелодичные и хорошо запоминаются, поэтому остаётся желание слушать и слушать их повторно. У него было много песен патриотического содержания, были песни о депортации, но прилюдно он их никогда не исполнял, поэтому при каждой возможности папа обязательно просил их спеть... женщины, как правило, плакали, а мужчины, понурив головы, молча слушали... Дядя Ахмед вместе с папой бывал и в Тушети. После этой поездки он написал свои работы по топонимике Чечено-Ингушетии. При встрече они часто спорили на эту тему –реконструкции основ некоторых топонимов, сделанных Ахмедом Сулеймановым, папа не разделял, поэтому пытался убедить его в своей собственной правоте, однако, судя по работам, думаю, что не смог... Эти споры не мешали их дружбе и воспоминаниям о перипитиях тушетской поездки – как правило, они всегда искренне смеялись. Признаюсь, я очень люблю стихи Ахмеда Сулейманова. В процессе преподавания чеченского языка в стенах ТГУ я всегда знакомила своих студентов с ними, т.к. в них просматривается истинно чеченский языковой колорит – много таких слов, выражений и образов, которые в чеченском уже позабыты. Надо сказать, что подобные образы встречаются и у поэта Зайнди Муталибова, хотя реже... Этому было своё оправдание, ведь он был партийный работник и издание стихов на болезненные для него темы было просто исключено. Дядя Зайнди был очень дружен с моими родителями ещё с времён учёбы моей мамы в Высшей партийной школе в Москве, когда её, как к тому времени единственную вайнашку, имеющую высшее образование, направили на учёбу. В Грозном их дружба продолжалась на уровне взаимных симпатий и редких встреч. Каждое издание своих поэтических сборников он обязательно дарил моим родителям с очень тёплой надписью – они по сей день хранятся в нашей семье. Даря очередную свою книгу, дядя Зайнди несколько иронизируя самому себе, как правило, добавлял – цигахь обизательниш а йу шуна... «там есть и обязательные...», как-бы извиняясь, что ему приходится писать на такие темы тоже... Зато остальные его стихи очень впечатляли – и их было немало... Помню мне особенно запомнилось стихотворение о маме – я даже всплакнула, когда его читала... Не могу не вспомнить Зинаиду Куразовну Джамбулатову и её семью... Потеряв мужа ещё в депортации, она с тремя, уже взрослыми детьми вернулась в Грозный. Она была по специальности историк и работала вместе с моим отцом в одном институте и в одном отделе. Со дня знакомства наши семьи очень сдружились, т.к. тётя Зина была высочайшей интеллигентности и глубочайшей души человек. Только то, что она была сестрой Заурбека Куразовича Мальсагова говорило само за себя. Папа говорил, что наши семьи встретились в тот период жизни, когда обе нуждались в поддержке и взаимном плече. Дело в том, что в семье тёти Зины тогда произошла очень большая трагедия – безвести пропал её младший сын; он слыл для
тех времён немного вольнодумным малым и поэтому близкие полагали, что его могли предать или подставить... Впрочем, так и произошло... После долгих поисков, его нашли в каком-то провинциальном городке уже погибшим. Мне тяжело об этом писать... Несмотря на то, что я была маленькая, отчётливо помню все переживания семьи тёти Зины, их близких и моих родителей... Его долго не выдавали и помню, как старший сын тёти Зины дядя Ислам вдвоём с моим отцом бегали по разным инстанциям, чтобы добиться разрешения на вывоз тела и предания земле на родине... Разрешение было получено только с условием, что всё пройдёт тайно и без церемоний. Тётя Зина была согласна на всё, лишь забрать сына... Похороны провели, как я помню, тихо, с участием нескольких человек. Папа и мама, естественно, были всегда рядом... Тётя Зина очень тяжело переживала утрату сына – она в одночасье поседела, поблекла, потух взгляд и редко улыбалась...- на Заурбека был очень похож, - обмолвилась она как-то... Думаю, что именно тогда и сблизились наши семьи... Тётя Зина была много старше моих родителей и относилась к ним, как к своим детям; это чувствовалось в каждой мелочи: если кто болел – обращались к тёте Зине, помочь подготовить какие-то бумаги или документы – рядом были её дети. Мы очень любили бывать в этой семье, т.к. там всегда царили тепло и уют одновременно с интеллектом, образованностью и юмором– её дети Лита и дядя Ислам были большие мастера рассказывать какие-то байки, анекдоты и смешные истории (это я только сейчас могу так оценить), поэтому меня с трудом от них отрывали. А когда мама, уехав на учёбу в Москву, меня, девятилетнюю девочку на весь год оставила на попечение папы, то тётя Зина каждую субботу приезжала к нам домой, обстирывала и обглаживала меня... По мне никогда не было видно, что я живу без мамы и эту теплоту, которую мне тогда давала тётя Зина, я пронесла через всю мою жизнь.. Я и сегодня её вспоминаю так, как вспоминают ушедших матерей и бабушек – с той же любовью и тоской... Всегда помню эту семью и люблю попрежнему!... События после 90-ых отняли у нас многих друзей и близких – и здесь в Грузии и среди вайнахов... Папа очень болезненно переживал все эти события. В тбилисском противостоянии своего места он нигде не видел – они же все мои... мои картвелы, как я могу принять какую-либо сторону...ა ბ ა ყ ოფი ლი ყ ო ვ ი ნ მ ე თა თა რ – მ ონ ღოლი – ვ ი ნ და მ ა ს წ რე ბ და ?!..«был бы какой-нибудь татар-монгол – кто бы меня опередил?!..» - говорил он. Кстати, это психология всех кавказцев – потому-то и не было исторически на Кавказе междоусобных воин. Крайне удручённый всем тем, что вокруг творилось, он старался меньше говорить о политике и часто уходил в себя... А во время начала войны в Чечне он случайно оказался в Грозном в командировке – видел летящие над городом бомбы, взрывы, разрушенные дома и мечущихся в ужасе людей... Ему чудом удалось оттуда выбраться. Он долго не мог отойти от тех эмоций. Он говорил, что это никому не нужная война, что кроме беды она ничего не принесёт ни одной стороне... И был прав. Любые войны – это трагедия обеих воюющих сторон, растянутая на долгие годы...
В такие дни папа особенно остро переживал, если от родных, близких и друзей не было вестей. Помню, одна из таких семей в Грозном была семья Габисовых – Бисултана Габисовича и тёти Тамары... Он долго искал их след, но всё было бесполезно и вы бы видели его радость, когда наконец он смог узнать, что они живы и здоровы и перебрались жить в Назрань. Всё намеревался поехать к ним и перевезти их в Тбилиси, чтобы хоть этим подсобить. Но так и не смог... С Бисултаном Габисовичем папа познакомился на региональной научной конференции по истории, которая проходила в Грозном в то время, когда мы только-только туда переехали жить. Среди участников был Зураб Вианорович Анчабадзе, которого папа особенно ценил, как молодого учёного и как достойного абхаза, были и другие грузинские учёные, с которыми позже, после нашего переезда в Тбилиси, он продолжал контактировать и дружить, например, с проф. Алекси Робакидзе, с тогда ещё молодыми учёными, но позже уже докторами наук Гурамом Гегечкори, Валико Итонишвили, Мишей Гоникишвили и др. Как зампредседателя Совмина ЧИАССР, Бисултан Габисович сопровождал участников конференции в дачное место Чишки, куда после окончания форума их вывезли на шашлыки. Дальше я расскажу со слов папы: привели барашка, которого надо было разделать, но особого желания возиться с ним ни у кого не было, поэтому он, как истинный сын овцевода и в юности не раз бывавший на овечьих стойбищах, сам вызвался помочь. За 15 минут уже лежала готовая на шашлыки туша... Простите, что я даю подробности этого случая, но этот инцидент возбудил большой интерес к папе со стороны окружающих – в том числе и Габисова. С той почти минутной встречи и началась их дружба – настоящая, мужская.... Я была немного старше их детей Розочки и Русланчика, но мы всегда знали, что очень близкие и родные друг другу люди, т.к., те же чувства мы видели в отношениях наших родителей. Дядя Бисултан и тётя Тамара были очень достойной парой - наредкость образованной, одинаково эрудированной, очень открытой и гостеприимной. Плюс ко всему, внешне это тоже была очень гармоничная пара - оба красивые, статные, с чисто кавказским шармом и обаянием.. К нам они приходили редко - чаще приглашали к себе...Тётя Тамара работала директором городской библиотеки им. А.П. Чехова и нужно было видеть с какими эмоциями она рассказывала о новых книгах, а если ей удавалось достать старые издания, особенно касающиеся кавказских горцев, её восторгу не бывало предела. Возможно потому она так тяжело переживала, когда увидела в результате бомбёжек полностью разрушенное здание её библиотеки, её детища... С большой теплотой вспоминаю их и искренне рада, что имею возможность поддерживать с их детьми какую ни есть, но виртуальную связь. С большой теплотой вспоминаю ещё одну ингушскую семью Экажевых – дядю Сали (Магомед-Сали)и тётю Фаризу; это была наредкость гостеприимная и хлебосольная семья – тётя Фариза пекла такие куличи и крендели, что только от их запаха захватывал дух. Дядя Сали внешне был очень крупный мужчина с громким
подхриповатым голосом и у меня он всегда ассоциировал с грузинским фольклорным персонажем – огромным, добрым Дэви. Мы дружили семьями, жили по соседству и очень часто ходили друг к другу в гости; я очень любила эти вечера, т.к. все были заняты согласно своим интересам: папа с дядей Сали садились отдельно и вели свои разговоры, мама с тётей Фаризой – свои, а мы (у них было четверо детей) с Луизой и Гуличкой тоже закрывались и устраивали свой праздник кстати, тётя Фариза единственная и жива из всех перечисленных мною выше вайнахов – очень люблю её, желаю ей долгих лет жизни на радость её необычайно искренним и добрым детям – я всегда их всех вспоминаю с большой теплотой... Да, их действительно много, о которых мне хочется рассказать - и среди вайнахов, и здесь - в Грузии... к примеру, давно нет проф. Нико Кадагидзе, который несмотря на свой преклонный возраст был очень дружен с папой. Не могу похвастаться, что он когда-либо был гостем в нашей семье - папа обычно сам бывал у него. Я помню, как после своего каждого успеха, папа считал обязательным сходить к батони* Нико и во всех подробностях рассказать ему обо всём. Батони Нико умел слушать с большим вниманием, сам всегда был немногословен, хотя по его мимике и отрывистым фразам всегда чувствовалась его реакция. Его наставления были на вес золота, т.к. при всём своём немногословии он мог дать очень мудрый совет и направить на праведный путь. Это знали все тушины и не упускали случая посоветоваться с ним, особенно когда касалось их детей. Он всегда был рад успехам тушинской молодёжи. Будучи сыном знаменитого акад. Давида Кадагидзе, высшее образование он получил в Германии, поэтому о том какой был проф. Нико Кадагидзе образованный и большой профессионал во многих областях (германистика, кавказология, фольклористика) мне даже неловко писать... Надо сказать, что люди его ранга часто ограничивали себя в общении с окружающими, т.к. у них просто не хватало времени на беспричинные встречи, поэтому доступ к нему тоже был лимитирован – и это было понятно, но для папы у батони Нико всегда хватало времени, и они по-долгу засиживались за разговорами и чашкой чая. Это их дружба длилась очень много лет – вплоть до кончины самого батони Нико. Папа очень ценил эту дружбу, гордился ею и не скрою - был благодарен судьбе, что мог с ним вот так просто общаться. Один из таких же почитаемых друзей отца был Иосиф Чарелишвили – заслуженный учитель Грузии, поэт – хотя, стихи свои на широкую публику никогда не выносил, т.к. считал, что они не совсем дотягивают до истинного поэтического уровня. Мне судить об этом сложно, т.к. была знакома всего с нескольким его стихотворением (из них 2-3 были посвящены нашей семье), но и они очень впечатляли. Он мастерски описывал колоритную природу Тушети, его собственную тоску по тем временам, когда он там жил (ведь он родился и прожил в Цоватской Тушети (с. Илурта) до 8 лет), очень трепетно передавал свою любовь к родине, к примеру: შ ე ნ ზე კ ა რგ ი , შ ე ნ ზე ტკ ბ ი ლი – მ ე ა რა ვ ი ნ მ ე გ ულე ბ ა ... «лучше тебя и слаще тебя – мне некого представить...». Папа просто восхищался ими. Дядя Иосиф всю жизнь преподавал в одной из тбилисских школ и в городе слыл уникальным учителем грузинского языка и литературы. По рассказам моего
отца, родители из разных школ старались перевести к нему своих детей, лишь бы они могли послушать его уроки. Он был один из самых молодых учителей, получивших звание заслуженного. Он вырастил целую плеяду прекрасных поэтов и писателей Грузии – только имена Иосифа Нонешвили, Мориса Поцхишвили, Шота Нишнианидзе чего стоят... И думаю, что противясь изданию своих стихов, прекрасно знал, что рядом с творениями таких учеников, они могут поблекнуть... Впрочем, это он и не скрывал, т.к. в беседе со своим учеником, с известным грузинским поэтом Морисом Поцхишвили на вопрос не перестал ли он писать стихи, учитель отвечает: «... сейчас я у вас учусь – в жизни все мы друг у друга чему-то учимся». Это была очень большая статья, посвящённая учителю Сосо, под заголовком «Здравствуй, учитель...» ( газ. «Сахалхо ганатлеба» («Народное образование»), где автор много и с большим трепетом описывает их взаимоотношения с учителем грузинского языка Иосифом Чарелишвили – к примеру, как каждое утро они бежали в школу, боясь опоздать на урок грузинского, как не хотели, чтобы он заканчивался, как заметив талант к поэзии, учитель Сосо старался развить его, незаметно подбрасывая им книги разных авторов (зная, что только книга и анализ прочитанного могли стимулировать личный творческий дар), как являясь первым ценителем произведений своих учеников, анализируя их же стихи, старался ввести в истиный мир поэзии и прозы и т.д. Сажу честно – прочитав статью, я искренне порадовалась за учеников дяди Иосифа, т.к. встретить по жизни такого учителя - это правда большое везение... Вот маленькая выдержка из статьи: «Продолжая путь истинно грузинских учителей и воспитателей нашей родины, ты смог воплатить в себе их самые лучшие качества... В лице твоих учеников перед тобой теперь вся Грузия - нас много и мы искренне гордимся тобой, мой учитель грузинского...» В творчестве его другого ученика, известного грузинского поэта Шота Нишнианидзе есть посвящение Иосифу Чарелишвили и называется оно «Мой учитель грузинского». Это удивительно красивое стихотворение и, несмотря на то, что оно большое, читается взахлёб... Думаю, что это была своебразная дань талантливого ученика своему мудрому и любимому учителю, которую могли разделить все его ученики. Оно заканчивается так: გ ა გ ვ ი ძ ე ხ , ჩ ვ ე ნ ო ბ ე რო მ ი ნ დი ა ,თუშ ო , ი ა რე წ ე ლგ ა მ ა რთული , «возглавь нас, наш старец Миндиа*, тушинец - ходить тебе (гордо) подняв голову, შ ე ნ ი ა მ ა გ ი მ ა რთლა ც დი დი ა - შ ე ნ შ ე გ ვ ა ს წ ა ვ ლე კ ა რგ ი ქ ა რთული ! твоя забота и вправду неоценима – ты научил нас хорошему грузинскому! და ე , ი ც ოდნ ე ნ ჩ ვ ე ნ ს ს ა ქ ა რთვ ე ლოს კ ი დე ვ ს ჭ ი რდე ბ ა თ შ ე ნ ი ს თა ნ ე ბ ი , пусть знают все, что нашей Грузии ещё нужны такие, как ты, შ ე ნ ი თ ვ ა მ ა ყ ობ , ჩ ე მ ო გ ა მ ზრდე ლო - შ ე ნ ს ქ ა რთვ ე ლობ ა ს ვ ე თა ყ ვ ა ნ ე ბ ი ! горжусь тобой, мой учитель, и поклоняюсь тебе, как истинному грузину!» Папа очень уважал дядю Иосифа, любил, гордился им и тем, что он был из его тушин и не пропускал случая пригласить его к нам в гости и те стихи, которые дядя
Иосиф посвятил нашей семье были прочитаны и подаренны нам именно за такими тёплыми и добрыми посиделками. Я помню, произошёл такой казус - я тогда была ещё школьницей: как-то вдруг неожиданно прошёл слух, что не стало Иосифа Чарелишвили и даже уже состоялись похороны... Кроме того, что он был большим другом нашей семьи, папе он доводился дальним родственником и мы конечно сильно расстроились; это совпало с тем, что у нас гостила моя тушинская бабушка Мариам и, я помню, мы с ней целый день проплакали... Проходит несколько дней, вдруг звонок в дверь – папа совершенно оболдевший вводит в дом дядю Иосифа... Вы представляете, что с нами стало!.... Оказалось, что по дороге домой в Алвани в автобусе моя бабушка встретила самого дядю Иосифа и рассказала ему о том, что у нас творилось и что наша семья его просто выплакала, особенно дочь... Узнав об этом дядя Иосиф сразу пришёл к нам - я и снова плакала, но уже от радости... Большим и одним из самых давних друзей папы был Дмитрий Цискаришвили – экономист, профессор, читал политэкономию в ТГУ им. Ив. Джавахишвили. Они с моим отцом были сверсники, вместе провели студенческие годы, хотя по жизни их общение было скорей фрагментальным – встречались они очень редко, только по очень веской для обоих причине. У нас ведь у каждого тоже есть такой друг и из многих хороших и даже закодычных друзей –он один-единственный... Именно такой был батони Мито. Я его дядей никогда не называла и за свою жизнь видела наверно раза два, хотя я всегда знала, что в жизни обоих они были той самой хворостинкой... Я помню случай, как после защиты кандидатской, всех присутствующих папа пригласил в ресторан, чтобы отметить это событие, а народу набралось так много, что у него не хватило денег на оплату стола... На второй день, когда папа в ресторан подвёз оставшуюся сумму, выяснилось, что батони Мито сам решил все проблемы. Таких взаимных услуг в их отношениях было много - и думаю, что счёт им они никогда не вели... Ещё один большой друг моего папы – Тариел Меотишвили... Его тоже, к сожалению уже давно нет... Он был много моложе отца и совсем ещё молодым ушёл из жизни. Вся наша семья очень тяжело переживала эту утрату, т.к. кроме того, что он был очень светлым, искренним и хорошим человеком, это был очень образованный молодой человек, прекрасный профессионал своего дела и один из самых перспективных молодых тушинцев. Несколько раз они вместе были в Тушетской Цовата в экспедиции – Тариэла отец брал в качестве архитектора. Он часто рассказывал, о нём как о человеке, которому можно было доверить любое дело и быть убеждённым, что он никогда не подведёт и не предаст. Это настоящий тушин, из тех наших предков, на которых держалась и честь, и совесть... говорил папа. Они подолгу засиживались за чертежами, которые Тариел ему приносил, много говорили и разговоры, как правило, велись вокруг Тушети. Тариел тоже писал стихи; читал их нам редко, чаще - за чашкой чая и с каким-то особым стеснением... Они были, в основном, о родине, но посвящения Тушети тоже были, и папе это особенно импонировало – один куплет он даже помнил наизусть и как-то продекларировав его, сказал – он как-будто в моих мыслях сидел, когда сочинял какой молодец!
Вот он этот куплетик:
ა რა ვ ყ ოფი ლვ ა რ ა რა ს დროს ფლი დი , «Я никогда не жил обманом, მ ი ყ ვ ა რდა ს ა ქ მ ი ს გ ა მ ოკ ი დე ბ ა ... за делам любил преуспеть... თუშ თა ბ ი ლი კ ე ბ ს ჩ ე მ ს მ უხ ლზე ვ ც დი დი , Тропинки Тушети на коленях своих примерял,
ვ ე ძ ე ბ დი ს ა ნ თლი თ წ ა რს ულ დი დე ბ ა ს ...
и, освещая их свечами,
искал величие ушедших (героев)...»
Некоторые из чертежей, сделанных Тариэлом, были внесены в работы моего отца – это эскизы остатков крепостей сёл тушетской Цовата. После ухода Тариэла из жизни, папа их часто вынимал, рассматривал и повторял – какого профессионала не стало(!)... с тех пор никто и не занимался этим делом... К сожалению, это правда. Эти чертежи до сих пор хранятся в нашем архиве. Да, так уж устроен мир - вещи всегда переживают своих хозяев, но жизнь Тариэла была уж слишком коротка. Он смог бы ещё очень многое сделать не только для своего края, но и для Грузии в целом - такой был работяга, патриот и просто талантливый и хороший человек из тушин... К сожалению многих уже нет... – нет уже наредкость доброго, чуткого и любимого нами с папой Зураба Абашидзе, школьного друга папы и моего крёстного отца – очень весёлого и тоже искренне любящего мою семью человека. Не могу не вспомнить его дядю - проф. Ичо (Ясона) Абашидзе, дендролога, основателя музея дендрологии в Сельскохозяйственном институте Грузии, который был хорошим другом не только моего отца, но всей молодёжи тушин. Помню пол-Алвани приехало на его похороны. Это было проявлением благодарности к этому по-истине доброму, щедрому человеку и прекрасному учёному. Он был безотказен в любой помощи, с которой бы к нему не обратились: помогал студентам, у кого появлялись проблемы в сдаче экзаменов, нуждающимся помогал материально, помогал тем, кто имел проблемы с милицией –помогал всем и всё Алвани шло к нему за помощью. Это он делал всегда бескорыстно, искренне и, поверьте, с большим удовольствием появлялась возможность лишний раз помочь своим односельчанам... В этом они очень были похожи с моим отцом – возможно поэтому такой характер дяди Ичо его просто восторгал. Папа его ценил не только как прекрасного специалиста и исследователя, но и как одного из достойных представителей тушин старшего поколения и всегда оберегал их отношения. И ещё один друг, которому папа больше всех доверял свои труды – это фольклорист и писатель Элисо Биланишвили. Я по сей день её называю тётей Элисо, т.к. её появление в нашей семье насчитывает столько лет, что мне кажется, что я с ней знакома с рождения. У неё очень светлая душа, она очень талантлива, большой профессионал и трудоголик и наредкость порядочный человек. Папа именно эти качества и ценил в ней, поэтому она была первым человеком, который знакомился с работами отца. Они по-долгу обсуждали их, спорили – не знаю, кто побеждал в этом споре, но их дружбе это никогда не мешало. Папа всегда считался с её мнением – да и нельзя было не считаться, т.к. она умела в проблеме видеть
главное зерно и её советы всегда были по существу. Несмотря на то, что их дружба длилась более сорока лет, они всегда общались друг к другу на вы и, как это принято в Грузии, на батоно и калбатоно*. Она не раз бывала в Тушети и Панкиси, была знакома ещё с моими бабушками Мариам и Дзадзи и дедушками Ибо и Юсупом. Тётя Элисо до сих пор пишет - у неё прекрасные повести и рассказы, она автор очень интересных работ по грузинскому фольклору, и большой патриот своей родины - это особая тема разговора... В своё время, ещё работая в Институте литературы им. Шота Руставели, она была очень дружна со Звиадом Гамсахурдиа, и как истинно преданный друг, во времена подъёма национального самосознания в Грузии она стала его соратником и одним из самых активных участников движения за независимость. Наша семья была сторона сочувствующая и активно в это движение никогда не включалась: папа всегда был против радикализма и считал, что борьба между единокровными братьями дело пагубное – мирным путём можно добиться много больших успехов, - считал он, хотя, тётя Элисо жива и не даст соврать – помогали как могли ... Описать то, что она перенесла – об этом надо писать книгу, поэтому скажу одно: несмотря на то, что ей пришлось пережить очень много испытаний и страданий, от неё по-ныне исходит только позитив. Это удивительно стойкий и храбрый и, одновременно - добрый и теплый человек, мы по сей день дорожим её дружбой. Я точно знаю, что ей также, как и нам очень не хватает того удивительного мира наших тёплых встреч и посиделок за папиными хинкали и общим чаепитием. Сейчас она тоже уже в летах - бабушка и прабабушка большой семьи, поэтому мы реже видимся, но по-прежнему очень любим её и всегда ждём с тем же радушием, как ждали при папе... Жизнь действительно непредсказуема – одни уходят раньше, другие позже... моего папы нет как уже 8 лет. Наверно банально говорить, что всех, кого я здесь упомянула мне очень не хватает, но это так..., ведь кого уже нет – а их большинство, унесли с собой мир, который был дорог нам всем– и отцам, и детям... И наконец, мне вспоминился день, когда мы отмечали сорок дней со дня кончины моего папы... было много народу – его сотрудники, сокурсники, которые и в студенчестве его хорошо знали и все, вспоминая о его пройденном пути жизни и о его достоинствах, как-то ненароком вспомнили и о том какая моя мама была красивая в молодости и как все юноши ходили вокруг неё, боясь признаться ей в своих чувствах - как бы не обидеть, не оскорбить... (это правда, мама действительно была красавица, её сравнивали с актрисой Нато Вачнадзе, т.к. находили с ней много общего) и вдруг в один прекрасный день они узнают, что её руки добился Абрам Шавхелишвили... Это был как гром среди ясного дня..., – сказали они и добавили: ну раз сумел пока мы думали, значит был достойнее... Я тогда почувствовала неимоверную потребность ещё раз тепло поблагодарить всех за соучастие и память о папе и сказать примерно следующее: ... Папа был прекрасный отец: только один факт из моей жизни – когда мама уехала учиться в Москву, на целый год и я осталась на попечение папы –мне было 9 лет, нет рядом ни бабушек, ни няньки... одна тётя Зина, которая приходит по
субботам, а остальные дни только мы вдвоём – утром он приводит в порядок мою школьную форму, гладит пионерский галстук, расчёсывает волосы и заплетает косички, затем готовит завтрак и мы вместе бежим к нему на работу... затем, в обед ведёт меня снова кормить, отправляет в школу, а вечером, сломя голову мчится домой, чтобы меня накормить и обогреть... И так каждый день... Я этот год и сегодня вспоминаю с необычайной теплотой и искренним умилением, потому что он всегда старался, чтобы я не чувствовала отсутствия материнской ласки, всегда был добр и терпим ко мне, его наставления помню до сих пор – как правильно переходить дорогу, как вести себя в школе со сверсниками и учителями и т.д. Возможно я многое из этого и знала уже – ведь я была в третьем классе, но я думаю, что он боялся мне что-то не додать – возможно то, что должна была сделать мама... И ещё: уже будучи взрослой, при папе я перенесла две очень тяжёлые операции на позвоночник; как правило, они длились по 4-5 часов, потом была реанимация и когда меня перевозили в палату, там всегда встречал меня папа и я замечала, что его глаза были полны слёз... В такие минуты в мыслях у меня моментально проносилось – наверно, когда я вышла замуж за Тимура без его благославления эти глаза тоже вот так выглядели – беспомощно... мне рассказывали, что он переживал мой уход из дома так, что еле сдерживал слёзы... Кроме меня у него детей не было и это был единственный случай в нашей жизни, когда я его ослушалась... За это мне было всегда больно и стыдно перед ним... я ему об этом ни разу не сказала - не смогла... ... Папа был большой патриот: я очень хорошо помню, как его ругали, оскорбляли, таскали по разным инстанциям, объявляя чуть ли не предателем родины и врагом народа – за то (- просто смешно!), что он документально, с помощью архивных материалов доказывал грузинское происхождение и абогиренность цова-тушин и, требуя, чтобы он изменил свою точку зрения, грозились наказаниями и репрессиями...Он знал, что противозаконного он ничего не совершает, а доказывает истину, аппелирует только фактами , а те кто культивировал обратное –было дело рук, мягко говоря, недоброжелателей скорей всего не его лично, а его родины Грузии... Я даже как-то сказала ему – папа, бросил бы ты тягаться с этой непробиваемой машиной, ведь в конце концов ты губишь своё здоровье... На что он ответил: ... я – историк, если не я – то кто(?..) И потом правда на моей стороне и вопрос очень серьёзный, т.к. он в будущем может принести немало проблем нашему же государству... И когда я ему задала встречный вопрос, - как же тогда убедить в этом вайнахов, ведь исходя из языкового родства наших народов, они придерживаются радикальных взглядов... он ответил: - у вайнахов (и чеченцев, и ингушей) собственную историю на протяжении веков отбирали, более того - их физически истребляли... Не смогли (!) – поэтому это очень сильный и достойный народ! Сейчас они по крупинке собирают свою историю, которая к нашей общей радости в первую очередь связана с Грузией. И рядом есть мы – цова-тушины(как они нас называют – баацой «бацбийцы»), их ближайшие соседи, среди которых есть фамилия из вайнахских корней, да и в языке у нас есть общая лексика... Надо просто вспомнить, что на Кавказе существует издревле сложившаяся традиция, когда в
тяжёлые моменты жизни соседи помогают друг другу, давая кров и поселяя рядом с собой тех, кто в этом очень нуждается. Это происходило десятилетиями. Было две стороны – сторона, нуждающаяся в помощи и сторона, откликающаяся на неё, т.е. пришедших за помощью кто-то встречал и принимал!?.. В нашем случае это были цовцы - этнические грузины-тушины, непосредственные соседи вайнахов, в речи которых ещё был сохранён пласт древне-грузинской лексики, в какой-то степени понятный вайнахам ещё со времён Царя Парнаваза... а то, что гостей могло быть столько, что элементы и их речи могли отразиться в языке, в этом нет ничего удивительного, т.к. здесь главное идентичность, грузинское самосознание, которое у цовцев сохраняется уже на протяжении веков по сей день. Язык в этом случае не был приоритетным, а было всего лишь средством общения соседних этносов между собой и возможность интегрироваться. Это вайнахи когда-то поймут и их сегодняшняя досада на нас пройдёт; они поймут и то, насколько глубоки наши грузино-вайнахские связи и по достоинству их оценят... Думаю, что здесь он тоже был прав... После этой нашей с папой беседы и была написана моя статья о связи языка, мышления и самосознания... К стати, я помню, в те тяжёлые для моего отца дни, кроме своих тушин, его поддержали наши именитые учёные историки акад. Марика Лорткипанидзе, акад. Давид Мусхелишвили, проф. Джульета Рухадзе, проф. Геронти Гасвиани, проф. Леван Пруидзе, проф. Гурам Коранашвили, проф. Миша Гоникишвили и др. И папа до конца своих дней им безмерно был признателен за это и очень ценил их поступок, т.к. для того времени он был поистине геройским. ... То, что отец был человек, который умел ценить и оберегать настоящую мужскую дружбу, вы поняли по моим воспоминаниям выше, хотя, те же эмоции я видела на его похоронах - никогда не забуду наполненные слезами глаза дяди Миши Гоникишвили, его друга, большого учёного и необычайно достойного человека; а как папа относился к своим односельчанам, к коллегам, соседям и даже к друзьям своих внуков – это уже другая тема разговора, ибо по сей день все они с большой теплотой вспоминают его гостеприимство и хлебосольность – его знаменитые хинкали, наигрыши на гармони, которыми он пытался всех развлечь и многое другое. ... Отец с удовольствием шёл навстречу всем, кому нужна была помощь: многим он помог продвинуться по карьерной лестнице, был руководителем кандидатских и докторских диссертаций не только грузинских аспирантов, но и вайнахских и даже дагестанских, с его лёгкой руки помощь шла даже на межреспубликанском уровне, к примеру, когда в Грозном случилось землетрясение, он специально приехал в Тбилиси и после его разговоров с соответствующими инстанциями, были выделены строительные материалы и вместе со стройбригадами отправлены в Грозный для строительства целого жилого квартала. Дома в районе «Минутка» до последнего дня назывались грузинскими – правда, не знаю остались ли они после двух воин...
Я помню и такой случай: папа ехал домой из г. Телави и в атобусе рядом с ним сидела какая-то женщина с ребёнком на руках. Ребёнок выглядел очень болезненным и папа заинтересовался причиной такого состояния мальчика. Женщина сказала, что толком и не знает что с ним - ему постоянно плохо и везёт в Тбилиси к врачам, правда не знает к кому обратиться... Прямо с вокзала папа отвёз их в клинику, показал врачам и оказалось, что у мальчика была несовместимость с климатом города, где он живёт. Матери посоветовали срочно сменить климат, во избежание серьёзных осложнений на здоровье ребёнка. Семья так и поступила, мальчик полностью выздоровел, а моего папу она считала вторым отцом их сына и до конца жизни его навещала... ... И наконец, какой он был муж (?): я помню как Зулай Хамидова – известный лингвист, в прошлом большой друг нашей семьи, будучи у нас в гостях как-то сказала мне: - твой папа настолько любит и главное - уважает Лейлу, что носит её на высоко поднятых руках... Проявлять свои чувства и отношение к маме он никогда не стеснялся – даже наоборот, но делал это всегда как-то достойно, порыцарски – без лишних слов, эмоций, так, что по-неволе всем бросалось в глаза и непременно подчёркивалось... Все желания мамы в семье исполнялись в первую очередь, более того, проблемы её родных и близких тоже воспринимались, как наши собственные. Я уверенна, что достигнутые ею успехи в карьере и по жизни, несмотря на то, что и она сама была человеком способным - тоже большая заслуга папы, ведь немало примеров, когда мужья не очень приветствуют успехи своих жён - а здесь была безотказная помощь и поддержка. Поэтому, думаю, что именно папа смог сделать маму по-настоящему счастливой... Это тоже правда. ... думаю, что и как учёный он тоже состоялся: он оставил 8 монографий и около 200 научных работ и они признаны классикой в научном мире и стоят рядом с работами самых маститых учёных-историков и, наконец – он был доктор исторических наук, профессор и залуженный деятель науки, член-корреспондент РАЕН, под его руководством было написано и защищено 7 кандидатских и 5 докторских диссертаций. Зная свои корни и генетику, папа всегда говорил, что он проживёт сто лет, также, как прожили его дяди (так и было - оба брата моего деда ушли из жизни в возрасте ста лет). Я тоже была уверенна в этом, т.к. он вёл очень здоровый образ жизни и в душе искренне радовалась этому. Но ровно за год до своей кончины, папа как-то мне говорит: когда меня не станет, не забудь похоронить меня под тушинскую мелодию... И я крайне удивлённо и, зная своё слабое здоровье, ему в шутку отвечаю: - о чём ты, папа, когда тебе будет 100, мне будет почти 80 - до этих дней я вряд ли доживу, поэтому уж оставил бы ты свои завещания своим внукам... Он улыбнулся и сказал – скажешь ещё... это ты должна сделать!.. Не знаю... не предчувствовал ли он что?.. Но ровно через год мы вместе с моими близкими, родственниками и друзьями папу проводили в последний путь под тушинскую «Самгзавро» («Дорожная»)...
Ну вот кажется всё, что я хотела написать о моём отце... о папе... Хотя, писать о нём можно ещё и ещё... Это моё видение дочери, в душе которой он оставил много добра и тепла – и не только в моей душе... А я продолжаю по сей день в мыслях с ним советоваться, помню каждое его слово и жест, слышу его голос, он мне часто снится, особенно тогда, когда мне что-то грозит... Хотя, добрые вести он тоже предсказывает... И сегодня, через много лет я благодарна ему за то, что он был именно таким – таким настоящим..... Бела Шавхелишвили Тбилиси, октябрь - 2014г. *Миндиа – герой поэмы Важа-Пшавела *батоно - «господин» *калбатоно - «госпожа»
Из хроники горской эмиграции. Почему мы отстаем? Я начинаю понимать. Понявши же перестаю удивляться. Я хорошо знал и знаю, что среди горцев Кавказа, среди мусульман вообще, достаточно интеллигентных людей. Зная же это я никак не мог понять, почему эта, имеющаяся интеллигенция не организуется для совместной работы. Ведь это бы дало смысл существованью каждому из нас и главное, принесло бы существенную пользу нашей бедной и темной массе. Все это не требует доказательств. Люди есть, но дела никакого, или. нечто мизерное в лучшем случае. Теперь я вижу, что во всем моем заблуждении зимовать мой неисправимый оптимизм, идеализм если хотите. Да, я не желал делать логического вывода из тех фактов и типов, что проходили и проходят вереницей ежедневно перед моими глазами. Но — довольно. Я не желаю больше уговаривать, воодушевлять кого либо, я буду теперь только бичевать. Пусть наш интеллигент без околичностей знает и видит свое изображение, свой портрет. Я не претендую не художественность, но за точность и правдивость ручаюсь. Итак, истинных интеллигентов мы имеем единицы. Все же прочее... как их назвать? Самое подходящее название — люди, получающие жалованье, доход, словом «господа». Для того, чтобы лучше охарактеризовать этих господь, надо понаблюдать их в действии, надо посмотреть как они реагируют на какое ни будь общественное дело. Возьму для примера факт незаурядный — выход в свет органа печати, поставившего себе цель — обслуживать интересы мусульман и горцев Кавказа. Конечно, первым долгом выступает на сцену критика, так называемая обывательская критика .. «Нельзя раздражать начальство, этак мы ничего не добьемся", говорят одни. — ,,Что это за журнал, который так и заискивает, старается избегать политики, это какое то сплошное угодничество» —фыркают друге. Я вижу этих субъектов как живых. Вот перед вами чиновник уже довольно высоко поднявшийся по лестнице служебной иерархи. Он на самом лучшем счету у начальства. Лой- ален до пес plus ultrа. Если где ругают „жидовъ" —он бурно присоединяется,
ругают поляков — тоже, ругают Думу и тут не отстает. Россия должна быть едина, долой всех этих крамольников. кричит он. Собеседники умилены. Они стараются сказать нашему „истиннорусскому" Ахмеду что-либо приятное. ,,То-ли дело мусульмане"! говорят ему, „Мусульмане, это— самые верные люди, уже они не обманут, служат верой и правдой." А то иной единомышленник под- час заметить, (как бы вскользь, за рюмкой водки), что вот, дескать, наш Ахмед-Бек настоящий европеец и если кто не знает его, то ни за что не угадает что он татарин. Ахмед-Бек самодовольно ухмыляется, потом смущается, (остатки совести делают всеже свое дело) и переводить разговор на другую тему. И вдруг, о! ужас, он получает в один прекрасный день номер какого то ..Мусульманина". Первое движение души - страх; «Мусульманин», да ещё из за границы, бормочет он про себя смущенно. Как- бы чего не вышло из этого. Ну, да впрочем, начальство знает мою лояльность, ведь я не выписывал этот журнал. Ишь, ведь как подвели. Уж эти мне... и он, не зная как назвать «этих», торопливо прячет журнал, несет его из канцелярии домой и там, посоветовавшись с женой, такой же „европейкой", как сам, уничтожает злосчастный номер. Дальше: вижу офицера, который на зависть многим делает карьеру. Он уже штаб-офицер и мечта его — получить отдельную часть. И вот наш почтенный Юсуф-Бек, окрыленный успехом, идет еще дальше. Назначают командиром полка, в котором он служить, сугубо-религиозного полковника, выстаивающего аккуратно в церкви все службы от начала до конца. И что же? ЮсуфБек тут, как тут, стоить сзади своего командира и не шелохнется; все на коленях и он тоже. Подходить целовать крест и евангелие— и он ничтоже сумняшеся, прикладывается к тому н другому. Ну, как же не аттестовать его после этого выдающимся? И подлинно: не проходить и года, как Юсуф-Бек уже полковник. И после всего этого, какая наивность, посылать этому мусульманину журнал «Мусульманин» ! Да ведь это же кровное оскорбление! Мимо! Нет сил дальше останавливаться на этом типе. Кажется, что на руках остается слизь, как от прикосновения к жабе. Я смотрю дальше и радуюсь: наш единоверец Али-Мурза назначен командиром полка. Но... моя радость встречает горькую улыбку собеседника, хорошо знающего этого Али-Мурзу. Он говорит: оставь Али-Мурзу в покое, не стоит он того и рассказывает следующее: когда он получил отдельную часть, то подпоручик Н.. служащей в России и мечтающий о переводе на родину, обратился к полковнику Али-Мурзе с просьбой устроить ему перевод к себе как к родственнику. Но, как говорить французы,—L’apеtit vient en mangent (апетит приходит во время еды); — Дело в том, что Али- Мурза, подумывавший уже об отставке, вдруг получил полк. Э! сказал он, почему же не шагнуть мне и дальше? Стоит только угодить начальству. И он решил угождать. А решивши угождать во что бы то ни стало, он естественно, убоялся как бы это всемогущее начальство не заподозрило его в пристрастии к своим. Этих соображений было вполне достаточно, чтобы он написал подпоручику Н. вежливый отказ... Опять спрошу: как можно посылать такому „единоверцу" журнал „Мусульманинъ“? Еще один тип: Помещик, обладатель что-то около 50,000 десятин земли. То и дело двери его осаждаются толпой оборванных крестьян, несущих с утра до позднего вечера свои гроши в контору ,,барина". Он, этот барин, сам входит во все, не уступит ни копейки даром. „Его не проведешь-. Он видимо увлекся процессом накопления капитала и все остальное идет мимо его. Когда как то удалось мне поймать его в одну из свободных минут и я попытался заинтересовать его идеей иэдания специально нашего журнала, он из вежливости, но, видимо поборов в себе нетерпение, выслушал меня и сталь задавать вопросы вроде таких: что стоит журнал в год, сколько раз выходит, есть-ли иллюстрации и проч. в таком же деловом тоне. Подумавши, он согласился, что дело хорошее, но сказал, что, сначала надо познакомиться с журналом. Мало кто знает о его существовании и, кроме того, цену он находить очень высокой. Однако, попросил адрес и обещался выписать... И только. Так и подмывало меня сказать ему, чтобы он не беспокоился, что редактор может ему высылать один годовой экземпляр даже даром. При всей
своей мощи, что то около 40.000 р. дохода в год, он не нашел ничего лучшего в смысле поддержания такого дела, как подписная плата за один год!... Но довольно! я не желаю больше копаться в этом человеческом материале. Он и так не дает мне покоя, ни днем , ни ночью. Пусть лучше страдаю я один. Лучше подойдем к другим нашим единоверцам, к тем , которые обвиняют «Мусульманин» в угодничестве и заискивающем тоне. Есть и такие. Но тут коренное недоразумение, ибо большинство представителей подобного направления находятся в заблуждении и сами того не осознавая. Они искренне желают блага, света и пробуждения мусульман, но увы, для этого им кажется, что необходимо революционное выступление. Они желают фрондировать. тут я должен разделить эту группу наших соотечественников на две части: 1). на честных, экспансивных, дерзающих, несмотря на последствия, выступают с резкой критикой и 2). на людей , которые никогда не рискнут на смелый шаг, обделывающих аккуратно и методически свои личные дела, и при всем этом готовых злорадствовать, обвинять, дискредитировать всякое начинание, набрасывая на него тень. Очень любопытно им посмотреть как какой ни будь смельчак, рискнув своей головой , ринется без оглядки против того начальства, которое заставляет наших запечных революционеров дрожать от страха при своем появлении. Этим господам очень любо было бы видеть наш «Мусульманин» в образе революционной прокламации. Читатель, ка назвать этих господ, желающих «чужими руками жар загребать» ? Да будет стыдно им, этим торгашам, спекулирующим на святом чувстве человека. Оставим их. Хочется сказать в заключении несколько слов тем, которых я поместил в первой части недовольных, Я вижу в них людей искренне болеющих страданиями своего народа, готовых на всевозможные жертвы ради него. Но, пусть они простят меня, ибо я должен охладить их рыл, в смысле избрания путей к общему идеалу. Говорит много мне в данном случае не приходится, ибо редакция «Мусульманина» ясно начертала как свое credo, так и и способы избранные для воплощения его в жизнь. Скажу одно: необходимо нам всеми силами увеличивать число интеллигенции среди своих единоверцев, только ней той интеллигенцией, которая характеризуется табелью о рангах, количеством капитала и прочими внешними признаками господства над серой массой, погруженной в темноту. Вот наша задача момента, а прочее все приложится само собой. Вне этой работы мы неминуемо идем к гибели и вырождению. Почему мы отстаем? Камбулат Есиев. журнал «Мусульманин», Париж, 1910 год, №20
О невежестве. Помнится мне, какъ умирали наши мусульмане от холеры. свирепствовавшей много лет тому назад на Кавказе. В то время, когда процент смертности среди русского населения был относительно небольшой, холера выхватывала сотни жертв у мусульман, преимущественно находя себе пищу среди женщин. Всякие обычай прекрасен если он не противоречить самой жизни и он же делается преступным и явно вредным, если приносить горе и смерть. Стыдливость—вещь очень почтенная и наши женщины могут гордиться этим достоинством, но, несомненно, каждая вещь имеет две стороны.
Помнится мне такой случай Жиль я в одном из аулов у себя на родине, как раз во время холеры. Доктора не было, работал фельдшер казак, между прочим, прекраснейшая личность, которому я помогал по мере возможности. Смерть косила направо и налево, не разбирая жертв. Умирали молодые, полные сил девушки и женщины, оставляя сиротами детей и близких. Однажды, прибегает ко мне, рано утром, молодой человек и взволнованно сообщает, что сестра его сейчас, во время доения коровы, упала и забилась в судорогах; умолял спасти ее. Немедленно я отправился в дом и застал молодую девушку в сарае, около коровы. Лицо желтое, у рта черная полоска. Быстро, при помощи брата, подымаю ее и отношу в кунацкую. Раздеваю и слушаю сердце. Еле. еле бьется. Приказываю тереть спиртом, что исполняется с усердиемъ. Больная открывает глаза и, видя меня, вскрикивает и старается укрыться чем ни будь. Не обращаю внимание и сам усиленно тру ей руки. Слабо порывается отнять ее. Сделав наставление ухожу. Само собою, что другой раз не удалось побывать у больной, она решительно сопротивлялась и не допускала ни меня, ни фельдшера, стиснув зубы ничего не принимала. Холера перешла в тиф и молодая жизнь кончилась. Всегда так, печально заметил усталый фельдшер. Ничего не поделаешь с вашими, крепко держатся своих обычаев. С болью в сердце должен был согласиться с казаком. Дня через два иду по улице и слышу плач детей. Вхожу в бедный дом и вижу лежит молодая еще женщина, а около нее трое детей; две женщины молча сидят и смотрят, как надрываются малыши. При моем входе вскакивают и отворачиваются. Понял, что женщина в холере. Прислушиваюсь, дышит еще. Быстро принимаю меры. Выхожу на улицу и приглашаю проходивших двух юношей. Раздеваем женщину и начинаем приводить ее в чувство и только благодаря тому, что больная была вдовой, мы спасли ее. Она живет и до сих пор. Таких случаев можно было бы привести сотни. Благодаря невежеству населены с одной стороны и, в данном случае, глупой стыдливости женщин с другой, холера безнаказанно сеяла смерть во все стороны, одновременно захватывая и все то, что встречалось на пути по соседству. Не признавая болезнь такой, как она есть, то есть заразительной, наши единоверцы представляли из себя самый доступный матерӀалъ для заразы. Так она царствовала во всю, что называется, не щадила ни малого, ни старого. Воззвание некоторых русских газет в местностях с мусульманским населением, по поводу возможности близкой холеры, напомнило мне далекое прошлое. Оно не исправило нашу невежественность, темноту населения. Как и двадцать лет тому назад наши единоверцы не доверяют докторам и не признают лекарств, как и тогда женщина ради стыдливости рискует положением своего дома, детей и семьи вообще. Мужчины, но что сказать о них. Разве они переменились за это долгое время. Увы, этого сказать нельзя. Припоминается мне и мое пребывание на Волге, в одном мусульманском селе. Молодая девушка заболела оспою. Родители были людьми состоятельными, но к доктору не обратились. Я начал укорять их и заявил, что если они не поспешать пригласить доктора, то дочь их, теперь миловидная девушка, сделается безобразной, если не умрет. Не послушались и, конечно, слова мои оправдались. Девушка не умерла, но на нее страшно было смотреть и жених, который раньше любил ее, отказался жениться, что сильно подействовало на молодую невесту. Она промучилась около года и умерла, вероятно, не перенося общего презрения, трудно объяснить почему. Но все это дела прошлого. Казалось бы. что в настоящее время полного расцвета культуры. науки и вообще прогресса во всех областях человеческого гения. не место подобному невежеству и наши единоверцы должны понять, что скрывая болезнь они делают двоякое преступлен! и по отношению к себе и к соседям. При заразных болезнях надо забыть всякие даже самые хорошие обычаи и помнить, что ни один проповедник не говорил, чтобы скрывать недуги перед знающим человеком, то есть врачом. Необходимо немедленно, при малейшем подозрении, давать знать куда следует, чтобы темь самым оградить других от заболевании.
Все науки благословлены Аллахом и даже Великий пророк завещал своим верным последователям учиться не останавливаясь не перед какими жертвами. Избегая докторов и скрывая болезни, в особенности заразные, мы тем самым не исполняем веления пророка, а потому и не имеем право называться мусульманами. Препятствуя всему этому мы по- ходим на диких идолопоклонников-не больше. Мвх
Редакционная "PROMETHEUS":
коллегия историко-культурологического
онлайн
журнала
Алиева Севиндж, Баку, Азербайджан Вачагаев Майрбек - шеф-редактор, Париж, Франция. Доного Хаджи-Мурад, Махачкала, Дагестан. Кантария Кети, Тбилиси, Грузия. Мамулия Георгий, Париж Франция Мусхаджиев Саид, Майкоп, Адыгея. Усманов Лема, Лос-Анжелес, США. Ховард Глен, Вашингтон, США. Цароева Марет, Париж, Франция. Чухуа Мераб, Тбилиси, Грузия. Шавхелишвили Бела, Тбилиси, Грузия. Шихаб София, Париж, Франция.
Источником для перепечатки является журнал, "PROMETHEUS", при перепечатки материала давать гиперссылку на оригинал материала. Публикация и перепечатка материалов без предварительного разрешения и указания источника запрещена. www.chechen.org, адрес редакции - [email protected] © НПИКФ “ЧЕЧЕНСКОЕ НАСЛЕДИЕ».
